– Ты кто? – снова спросила она.

– Я… – проблеял Антон и замялся, придумывая, чтобы ему соврать.

– Только попробуй, – прошептала она, всё также буравя его взглядом.

И он решился, его уже давно раздирало от необходимости кому-нибудь про себя рассказать. Он устал уже от полной неизвестности, что стеной окружала его.

– Антон, – буркнул он, пятясь от неё, стараясь избавиться от её выворачивающего наружу взгляда.

– Антон, значит, – она перестала напирать на него, – вернулся, стало быть.

– Что значит, вернулся? – он смотрел на неё во все глаза. – Откуда вернулся?

– Да ты же ничего не знаешь, – она рассмеялась колокольчиком, – ничего, узнаешь, – успокоила она его, повернулась и пошла.

– Когда узнаю? – Антону хотелось догнать её и встряхнуть.

– Что не терпится? – переспросила она, и он закивал в ответ. – Ничего потерпишь! Всему своё время, – и пошла в лес.

Антон остался стоять, открыв рот. Он даже забыл, что хотел рассказать ей о произошедшем вчера. Она всё же не выдержала и обернулась.

– Не печалься, блохастый, так надо, всё должно идти своим чередом, иначе быть беде. Боги мстительны, они не прощают, когда кто-то вмешивается в их замысел, – и, махнув ему рукой, исчезла в зарослях, а он так и остался стоять, смотря ей в след взглядом побитой собаки.

****

Отчего-то у него сейчас было чувство, что его только что предали. Устало повесив голову, он побрёл к своей телеге.

«Какие боги? Причём здесь боги? Всё это сплошная ерунда, какие-то отмазки, чтобы просто ничего мне не говорить. А может, наврала?» – спрашивал он у себя снова и снова уже в сотый раз.

Но где-то глубоко внутри точно знал, что нет, не обманывала. Она о чём-то знала, но почему-то не захотела говорить. Он черпал воду, и ему казалось, что бочка бездонная и у неё не будет конца. Потом, словно резина тянулась дорога, и ноги, как назло, стали совсем ватные.

Он кое-как дополз до местной гостиницы, и его внимание сразу привлекли крики, раздающиеся из глубины двора.

– Ах, ты гад! – кричала Агапия, напирая на Тюрю. – Сволота ты, продажная!

Обычно грозный Тюря съёжился и сразу как-то уменьшился в размерах. Он пятился от злой женщины, надвигающейся на него со скалкой в руке. Она, по всей видимости, только что раскатывала тесто, когда услышала что-то, что вывело её из себя и, схватив первое, попавшееся на глаза оружие, выскочила из кухни.

– За кошель серебра продался! – продолжала кричать Агапия, приглашая в свидетели всех, кто случайно проходил мимо или вышел на улицу. – Лесную за кошель продал? Ирод! Тьфу на тебя! Чтоб тебе пусто было! – плюнула она на Тюрю. – Ни секунды у тебя боле работать не буду! – в сердцах сдёрнула фартук и швырнула в Петро, следом полетела и скалка.

И резко развернувшись, пошла со двора, костеря, на чём свет стоит кровопийцу народа. Следом за ней, плюнув для значимости на землю, ушли ещё два мужика.

Тюря недолго безмолвствовал, как только они скрылись за воротами, он весь сразу разом встряхнулся и рявкнул на остальных работников.

– Что рты пораскрывали, а ну быстро за работу! Полашка, ты сегодня за главную.

Мелкая веснушчатая девушка подобострастно закивала и бросилась поднимать скалку и фартук, от которых только что уворачивался Тюря.

– А ты что это застыл?! – заорал он на Антона и размахнулся кнутом, который опять откуда-то появился у него в руках. – Почему воду только привёз, опять дрых до обеда?

Антон стоял и смотрел на его перекошенное от злости лицо и не мог сдвинуться с места. В голове набатом звучал голос Агапии: «Лесную за кошель продал!» Он же хотел предупредить и не сказал, получается, он тоже виноват. Кнут всё же обжог спину. Тело дёрнулось, но он даже не почувствовал боли, смотря в перекошенное от ненависти лицо Тюри.