На рязанской земле в то же самое время закипала очередная смута. Глеб и Олег рассчитывали на благосклонность владимирского князя, но, не получив ни одного удела в управление, наняли половцев и пошли к Пронску. Под стенами города их встретил Давид Муромский. После обмена взаимными приветствиями Глеб заявил:

– Пронск приходится нам отчиной, а не тебе! Почто сидишь на нашем месте!

Давид возражать не стал.

– Я сам, што ли, напросился на сей град? Меня Всеволод посадил. Я к себе поеду.

Давид собрал нехитрые пожитки и уехал в Муром. Довольные Глеб и Олег заняли княжеский терем. Но их ждала неприятность: вскоре в Пронск вернулся Кир Михаил – законный наследник престола. Жители города встретили его с подобающими почестями. Самозванцам пришлось ретироваться. Олега по пути в Рязань с расстройства хватил удар, и он скоропостижно скончался.

Ярослав, поставленный на княжение в столицу Рязанского княжества, начал устанавливать в городе свои порядки. Приехавшие с ним тиуны взялись описывать имущество каждого дома. В сопровождении верных людей он обошёл город. Шёл новый князь, не торопясь, заглядывая по пути в приглянувшиеся усадьбы.

Худой и тощий гончар Нишата выскочил из мастерской встречать важного гостя.

– Здрав будь, князь! – поприветствовал он Ярослава.

Вместо ответного пожелания здоровья раздалось:

– Ты хто таков?

– Гончар я, Нишатой ключуть, – ответил мастер и стал показывать своё хозяйство. Ярослав молча прошёлся по двору и, уже выходя за ворота, небрежно бросил:

– Сколь в княжеску казну платишь?

– Две гривны, княже, даю.

Ярослав с недовольным видом выговорил:

– Мало! С нонешнего дня будешь платить ишо столько жа!

Нишата поморщился, но промолчал.

В усадьбе у кузнеца Олешки всё повторилось. Осмотрев кузню, Ярослав с недовольным видом спросил:

– Сколь в казну княжеску мыто платишь?

– На Вече затвердили по две гривны князю давати, – пожал широкими плечами Олешка.

Ярослав хмыкнул:

– Мне твое Вече не указ. Мало платишь, с нонешного дня будешь ишо столько жа платить!

– Княже, помилуй, а на што жа мне самому-то жити?!

Ярослав тут же указал дружинникам на Олешку. Те скрутили и посадили кузнеца вместе с женой Всеславой в специально выкопанный накануне сырой погреб, где держали без еды и питья несколько дней. Жестокий и самовлюблённый, он не считался с мнением горожан, чем вызвал открытое недовольство, переросшее в восстание.

Перед Спасским собором с идеальными пропорциями, декоративными кокошниками, закруглёнными углами, взметнувшимся золочёными крестами высоко в небо, собралась большая толпа. Стоял не стихающий возмущённый гул. Люди обсуждали кичливые повадки нового князя и непомерную выплату дани.

Со степени6, тряся бородой, вещал крепко сложенный купец Святогор, по второму имени Лаврентий:

– Братия, што ету за напасть наслал на нас Всеволод проклятый, продыху нету от его тиунов!

К нему поднялся тысяцкий Никита Андреевич. Тот прокричал:

– Невозможно боле таково терпети! Сын явойный Ярослав мыто повышаить чуть ли не кажны день! Злой на язык и скорый на расправу!

– Итить надо слуг его в цепи заковать, да в поруб побросать, как он нашего кузнеца воли лишил! – послышались крики из толпы. – Пошли их воли лишать! Да и награбленное добро заодно отымем!

Оставшийся не у дел князь Глеб, чувствуя настроение народа, стал одним из самых ярых противников владимирского князя. Толпа двинулась к усадьбам тиунов Ярослава. Того сразу же оповестили о настроениях в городе, и он послал гонца к отцу. На остальных его помощников были надеты оковы, а особо рьяных засыпали в том самом погребе. Самого Ярослава полностью отрешили от власти. Город задышал вольной жизнью.