– Я заставлю!

– Дело твоё. Заставляй, если хочешь… я не стану вмешиваться.

– Спасибо, Аля, – Влад разжал руку и осторожно погладил по плечу. – Я это… не больно тебя схватил? Я не рассчитал что-то… ты не сердись…

Войдя в мастерскую, они увидели юношу, стоящего перед мольбертом. Его чёрные волосы были подобраны в хвост, он нервно кусал тонкие губы и вертел в руках кисточку.

– Саш, отвлекись, – окликнул его Влад, – я хочу познакомить тебя с моей женой и теперь твоей матерью.

– Здрасьте, очень приятно познакомиться, – обернувшись, юноша кивнул Алекто и вновь повернулся к мольберту.

Алекто вгляделась в картину. У юноши явно был талант. Цветопередача, ракурс, свет, мимика лица… Девушка на картине была бы очаровательной, если бы не пропорции, перспектива и явное незнание азов изображения движений человека.

– Ты давно рисуешь? – Алекто подошла ближе.

– С детства, – не оборачиваясь, ответил он.

– А где учился?

– Нигде… этому нельзя научиться, это надо чувствовать… это мой мир.

– Почему нельзя? Любой художник должен учиться, чтобы знать определенные технические приемы, хотя бы строение человека, например…

– Учат ремесленников. А я – творец!

– Ты уверен, что тебе бы это повредило?

– Безусловно. Кретины они там все. Что с них взять?

– Ты хоть раз пробовал учиться в художественной школе?

– Да даже не один раз. Много. Везде одно и тоже… с первого урока всё становилось ясно.

– Хочешь я докажу тебе, что знание азов позволяет творить лучше?

– Ну и как это можно доказать? – юноша нехотя отвернулся от мольберта и повернулся к ней.

– А вот как, – Алекто взяла из его рук кисточку, окунула её в тёмную краску на палитре и несколькими резкими мазками поменяла девушке разворот плеч, пропорции рук и обозначила перспективу на картине.

– Ты что сделала?! – парень даже задохнулся от гнева, – я три месяца на неё угробил, а ты всё испохабила! Да руки тебе оторвать и то мало будет, – он вырвал кисточку из рук Алекто.

– Ты как разговариваешь с матерью? – гаркнул на него Влад. – А ну извинись!

– Да какая она мне мать? Я вижу её первый раз! Или я теперь каждую твою шлюху должен буду матерью называть? Ты меняешь их словно перчатки, а я, значит, перед каждой прыгай?!

– Что ты себе позволяешь, щенок? – Влад ладонью наотмашь ударил сына по лицу.

Тот прижал руку к разбитым губам и, со злостью взглянув на Влада, тихо пробормотал:

– Ты не имеешь права себя так вести!

– А ты, значит, имеешь? – скулы Влада напряглись и даже подрагивали, а глаза превратились в злые щёлки.

– Я сказал, что думаю и что есть…

– Значит так… или ты сейчас же извиняешься перед моей женой сам или я тебя заставлю это сделать силой!

– Ты не имеешь права… Я уже совершеннолетний! И только попробуй мне хоть что-то сделать!

– Ах ты как заговорил… ладно… – голос Влада заледенел, – совершеннолетний, так совершеннолетний… Тогда совершеннолетний, собирай свои манатки и катись отсюда на все четыре стороны. Я даже знать не хочу больше, как тебя зовут. Денег ты ни копейки не получишь и за институт я твой платить тоже не буду. Так что сначала в коммуналку, где прописан, а оттуда в армию после грядущей сессии. Надеюсь, до этого с голоду не помрешь, если в переходах рисовать станешь. А дальше в армии тебя и накормят, и обучат, и быстро объяснят, кто какие права имеет, и где что ты рисовать будешь.

– Ты шутишь?

– Нет, мой совершеннолетний сын, не шучу! Я на редкость серьезен. Независимость надо заработать. Хочешь – флаг в руки, иди зарабатывай.

– А если я извинюсь?

Влад кивнул на Алекто, с легкой усмешкой наблюдающей за ними:

– Если она примет твои извинения, то можешь остаться. Так что постарайся извиниться так, чтобы она простила. И называть её будешь матерью. И никак иначе!