Внутри пахло подгоревшим луком,  кислым пивом и застарелым потом. Жарко пылал очаг, над которым висел вертел с поджаривающейся тушкой, сильно смахивающей на кроличью. От всех этих запахов желудок скрутило в тугой узел, и меня чуть не стошнило.

Но это не самое страшное, пол был устлан соломой.  И эта солома, видимо, здесь лежит уже не первый месяц. Прямо у меня на глазах один из постояльцев харкнул на пол, и продолжил пить своё пиво, которое, кстати, тоже частично капало на устланный соломой пол.

Да на улице намного чище!

- Комната на втором этаже.

Потянула меня за собой нянюшка. Ничего не оставалось, пришлось ступить босыми ногами на влажную, липнущую к ступням, солому. Путь до лестницы я преодолела в рекордный срок и, поднимаясь по деревянным ступеням, попыталась незаметно счистить с ног прилипшую грязь. С непривычки наступила на длинный подол и чуть не съехала вниз. Хорошо, нянюшка всегда рядом, поддержала под локоток.

- Намаялась деточка! Я велела ужин сюда подать.

Ужин это очень даже хорошо. Попыталась вспомнить, когда я последний раз ела.  Кажется, больше суток назад, и то - чашку кофе. На том самом банкете в честь моего дня рождения, который сейчас кажется только сном, я так и не смогла себя заставить съесть ни крошки.

А ведь у меня, действительно, сегодня настоящий день рождения! Только сейчас эта мысль пришла мне в голову.  Кто бы подумал, что не всерьёз загаданное желание - начать всё сначала - исполнится!

Крохотная комнатка с узкой кроватью и табуреткой,  на которой стоял небольшой таз и кувшин с водой - вот и вся скудная обстановка  наших апартаментов. Но сейчас я была рада чему угодно, мечтая просто вытянуться на кровати. Больше всего обрадовалась тазику и кувшину с водой. Пока нянюшка на минутку вышла из комнаты, я успела помыть ноги и теперь чувствовала себя почти счастливой.

 Хотела вылить грязную  воду в окошко, но оказалось, оно не открывается, рама затянута небольшим мутным куском слюды, который едва пропускает свет. Воду пришлось вылить в ночную вазу, которая, ожидаемо, нашлась под кроватью.

Нянюшка вернулась с огарком свечи и дородной рябой девкой, нёсшей поднос с нашим ужином. В животе предательски заурчало.

Плюхнув поднос прямо на кровать, девица  молча развернулась и вышла.

На подносе лежали куски мяса, видимо, того самого кролика, что запекался на вертеле, пол краюхи ноздреватого свежего хлеба и кружка с отваром. Ухватив прямо руками ещё горячий кусок мяса, с наслаждением впилась в него зубами.

Только доев первый кусок, заметила, что нянюшка так и стоит, прислонившись спиной к стене.

- Нянюшка, а ты что не садишься ужинать?

- Да я краюхой хлеба обойдусь. А тебе силы нужны, вон худенькая какая. Видать тебя сёстры в монастыре голодом морили.

Убогая комнатёнка, старенькая, рассыпающаяся на ходу карета. Штопаная-перештопаная одежонка.

- Нянюшка, у нас нет денег заплатить за второй ужин? Всё так плохо?

- Да, что ты, деточка, я просто, не голодна.

- Не лги, мне нянюшка. Я же всё вижу. Садись лучше, поешь со мной. Здесь на двоих хватит.   Да Касьяна нужно тоже покормить.

Нянюшка смахнула уголком платка набежавшую на морщинистую щёку слезу и села рядом со мной.

- Вот, всегда ты, Каталинушка, сердобольной была - вся в мать! Не то, что батюшка твой, окаянный!

- Ты ешь, нянюшка, ешь да расскажи мне всё. Я ведь, действительно, почти ничего не помню.

Я, чуть ли не силком, сунула ей в руку кроличью ножку.

5. Глава 4

Рассказа о том, как до этого жила прежняя хозяйка доставшегося мне тела, пришлось дожидаться сидя на кровати, закутавшись в тонкое одеяло, которым она была застелена. Сквозняки гуляли по комнате, забираясь под подол платья к босым ногам.