Решение нашла молодая княгиня: « А нужно просто убить разлучницу, и всё станет хорошо».

 Как только господская карета скрылась за пригорком, в комнату к «мерзавке» заявился личный кат князей Турусовых, откомандированный заботливой тёщей, которая была в курсе, особым умом не блистала и простое, и понятное решение дочери одобрила.

 —Ничего Софьюшка, полютует и успокоится, а грех я на себя возьму доченька. Не плачь милая.

  А чего для своего дитя, любящая мать не сделает?

 «Выпороть девку? Тоже мне грех?! А если слова добрые через голову зайти не могут, надобно, через задние ворота насильно батогами загонять. Да и кто она такая, чтобы Княгине перечить? Девка без роду-племени. Крепостная потаскуха.

 Без церемоний, войдя в Дашины покои, Афанасий – личный палач княгини Марфы Турусовой,  попросту грохнул воспитанницу по голове, своим пудовым кулаком, так что женщина упала на пол, лишившись чувств.

 А вот когда её окатили холодной водицей, да из ведра, она пришла в сознание и ужаснулась, обнаружив себя совершенно голой, накрепко привязанной к широкой лавке. Да ещё в присутствии дворовых баб и пары конюхов.

 Противно пахло навозом, лошадиным потом и мочой, в которой кат замачивал тяжёлый плетёный кнут со свинцовым шариком на конце.

 Даша слыхивала о мастерстве Афанасия и сразу поняла, что жить ей осталось не больше  четверти часа, и то, если очень повезёт.

 —Очухалась, тварь – молодая княгиня, нехорошо улыбаясь, уселась в кресло, напротив лавки. – А что о пощаде не молишь?  Страшно небось?! Жить хочется?!

 Понимая, что говорить и просить бесполезно, её всё равно в лучшем случае убьют. В худшем – изуродуют, Даша просто приподняла голову и нагло стала смотреть в глаза женщине, которая захотела её лишить жизни.

 К палачу у неё претензий в сущности не было: « А что Афанасий, ему приказали он выполняет – всего лишь орудие. А убийца – вот рядом. Да, конечно неправа, но ведь не сама же я заварила всё это».

– Ну, я так понимаю, что ты дрянь, гадюка подколодная, решила в молчанку сыграть. Ну-ну, поглядим, надолго ли тебя хватит, – кивнув палачу, Софья неспешно добавила, – начинай.

 Удары сыпались мерно, кнут тяжело опускался на девичью спину, кожа лопалась, и кровь стекала на пол.

 Даша молчала, с каждым ударом чувствуя, что не слабеет, наоборот, силы становилось всё больше и больше.

Злость к творимой княгиней несправедливости превращалась в волны страха и ненависти, которые медленно и неотвратимо исходили от неё, и подобно червям, проникали во все естественные отверстия находившихся в конюшни людей.

 Первым не выдержали, дворовые бабы и с воем, полным ужаса женщины выбежали вон. За ними вылетели оба конюха и бросились прочь.

 Афанасий почувствовал, как холодные скользкие пальцы смерти сжали его большое горячее сердце. И что-то острое вошло между лопаток. В глазах у палача потемнело, кнут выпал из рук, и он почувствовал как его душа, бросив здоровое, сильное тело, уносится куда-то прочь, на встречу с неведомым.

 Когда через некоторое время в конюшню всё же решились зайти, то даже у видавшего виды плешивого,  управляющего с широкой вороватой рожей, волосы на теле зашевелились от ужаса:

 На полу конюшни в луже крови лежал кат, а молодая госпожа сидела в кресле с остекленевшими глазами, гримасой ужаса на лице и совершенно седыми волосами.

 Черноволосая, молодая женщина за четверть часа, превратилась в поседевшую развалину.

 На лавке никого не было. Куда исчезла «воспитанница» было решительно непонятно. В конюшне её так и не нашли, да и в поместье тоже. Никто ничего не видел, а если и приметил что, то наверняка молчал, то ли от страха, то ли по другой причине, нам не ведомо.