– Страдает. Поскольку солгала, скрыв твоё отсутствие. Джек строго-настрого наказал нам не выпускать тебя за пределы постоялого двора. Ты очень важна для него, он о тебе заботится.

Стараясь не дать гневу прорваться наружу, подозревая худшее, я, чеканя каждый шаг, буквально вбивая пятки в пол, вышла во двор. И так же промаршировала до сарая. Никто не чинил препятствий, а наоборот, завидя выражение на моём лице, стремился освободить дорогу.

Скрипнула деревянная дверь, и вот я внутри.

– Шелька! – громко позвала я, в ответ тишина.

– Она тама, – из бокового денника выглянул один из конюхов, вроде его имя Олав, грязный палец ткнул в самый конец большого строения, и я поспешила в указанную сторону. Олав пристроился позади, негромко докладывая о случившемся.

Женщина нашлась на ворохе сухой травы, она лежала на боку, глаза её были плотно закрыты. Старушку укрыли старым, но чистым пледом. Подойдя к помощнице, осторожно коснулась её хрупкого плеча. Тихий стон раздался в ответ, а меня, даже через ткань опалил жар её кожи.

Шель получила десять плетей, её спину исполосовали алые раны, уже успевшие зарубцеваться.

– Кто, говоришь, это сделал? – я не узнавала свой голос – тихое утробное рычание.

– Данелка собственными руками, – шарахнувшись в сторону, проблеял паренёк.

– Почему никто не воспрепятствовал?

– Так, ведь, это… – начал мямлить он, а я с каждой стремительной секундой теряла остатки благоразумия.

Трусы.

Перед моими глазами колыхнулась алая пелена гнева. Ищущим взором уставилась в стену, стараясь не разреветься. И тут увидела их.

– Отнеси Шельку в мою опочивальню, – велела я стальным, ледяным тоном. – И корзину мою туда же снеси. Ясно?! – последнее слово рявкнула так, что единственная старая лошадка, стоявшая в стойле напротив, от неожиданности тихо заржала.

Сорвав со стены два внушительных сыромятных кнута, с хрустом в суставах прокрутила кисти и рванула на выход.

– Ах ты, гадина такая! …! – проорала я что есть мочи.

Данела, стоявшая неподалёку от конюшни, завидев опасность в моём лице, хотела было рвануть прочь, но хищно щёлкнувший прямо перед её прекрасным ликом кнут заставил деваху притормозить и замереть испуганной крысой.

– За всё надо платить, а за мерзкие дела вдвойне! – оскалилась я и занесла руку для удара…

Алая пелена, застившая взор, поблёкла. Мои руки от самого плечевого пояса до кистей свело судорогой, аж до боли! Рёбра готовы были сломаться окончательно, а затылок полыхал жгучим пламенем. Дыхание с трудом вырывалось из ходившей ходуном груди – настолько я устала, а всего-то нанесла с пяток ударов!

Валяющаяся под моими ногами Донела надрывно стонала, на секунду показалось, что чрезмерно, словно притворно. Неважная из неё актриса. Мне даже одежду на её плечах надорвать не удалось – настолько несильными были потуги нанести этой гадине те же раны, что и она бедной старушке.

Моё тело оказалось недостаточно окрепшим.

И дух, как оказалось, тоже.

Когда сошла первая волна гнева, я пожалела о своём поступке: так неправильно, ведь по факту уже ничего не исправить. Можно лишь, пока не поздно, не дать Шельке умереть. Но зато будет этой высокомерной девице уроком – на любую силу найдётся сила больше и масштабнее.