— Что ж, наконец, бремя нашей семьи покинет нас, — монотонный голос мачехи возвращает меня к реальности. — Этот день поистине прекрасен. Не так ли, Альберт?
Обращается Виолетта Велисавская к управляющему нашего поместья, который, должна признать, весьма неприятный человек. Мы с Марией называем его ручным псом мачехи, ведь он беспрекословно выполняет даже самые гадкие её поручения. Однажды Альберт на сутки запер меня в комнате по приказу своей госпожи, оставив без еды и воды. Это после того, как я как-то раз за ужином называю Александра маменькиным сынком.
Что сказать, иногда и я могу быть несдержанной. Тем более в те моменты, когда меня прилюдно пытаются унизить и называют плебейкой.
— Несомненно, моя госпожа, — управляющий поместьем, высокий жилистый старик с неприятными блёкло-серыми глазами бусинками улыбается и согласно кивает в ответ на слова мачехи.
В столь радостный для семейства Велисавских день, в день ссылки никому ненужного бастарда провожать выходят все те люди, которые до этого не желали видеть меня и за километр. Это я говорю про госпожу Виолетту и мистера Альберта. Сам отец же рано утром отправился в столицу по особо важным делам. Но на самом деле мне кажется, что он просто сбежал, дабы не видеть, как его единственная дочь покидает отчий дом.
Но и помимо мачехи и управляющего здесь находятся люди более благосклонные к моему существованию.
Такими оказываются старшая кухарка поместья, миссис Нина, и её внучка Елизавета, которая служит в поместье горничной. Эти две волшебные женщины всегда с пониманием и добротой относились ко мне, то есть к никому ненужной Катрин. Даже в самые тяжёлые моменты они не отказывали в помощи. Госпожа Нина всегда подкармливала меня сладостями, пока не видели Альберт и наш дворецкий. А Елизавета докладывала нам с Марией все сплетни и предупреждала о внезапных приездах моих братьев, дабы я вовремя осела в своих неприметных покоях и не попадалась тем на глаза.
Жаль, что теперь нам придётся с ними расстаться.
— Катрин, ты ничего не скажешь? — слышу в голосе супруги отца нетерпеливые нотки, и это раздражает.
— Этот день и правда чудный, дорогая мачеха, — слегка улыбаюсь, ведь проигнорировать её, как планировалось, не получается. — Наконец-то мне не придётся больше терпеть неприятное общество высокомерных особ!
Не покидай я сейчас это поместье навсегда, то никогда в жизни не произнесла бы подобного, ведь могла за это поплатиться. Но теперь всё иначе. Больше Виолетта Велисавская не сможет командовать мной и при этом бесконечно унижать.
Елизавета и Мария хихикают в свои маленькие изящные кулачки в то время, как мачеха давится воздухом от возмущения. Но ответить она ничего не успевает, так как прибывает мой экипаж.
— А вот и возничий! — на моём лице расплывается довольная улыбка, и я спешу попрощаться с близкими мне людьми.
Без тени (смущения я стремлюсь обнять миссис Нину и Елизавету. Женщины отвечают мне такими же добрыми и ласковыми объятиями. Первая даже пускает слезу, отчего мне становится неловко.
— Спасибо вам за всё, — говорю тихо, дабы не слышала госпожа Виолетта. — Я всегда буду помнить о вашей доброте.
— Будьте осторожны, — миссис Нина шмыгает носом от нахлынувших на неё эмоций, — и пишите нам, юная госпожа! Мы будем рады знать, что у вас и Марии всё хорошо!
— Конечно.
Елизавета выступает вперёд и протягивает мне какой-то свёрток.
— Это я на кухне собрала вам в дорогу. Вы наверняка проголодаетесь, — шепчет она, наклоняясь ко мне.
Всё-таки эти женщины очень достойные люди. Надеюсь, когда-нибудь наши с ними пути вновь пересекутся.