- Театра? – спросила сипло, все еще не веря в то, что вампир не растерзал меня за покушение на свою клыкастую персону.

- Всей Вдовии, - хмуро поправил меня гость и отступил. – Разве вы не слышали о ней в этой глу… на этой заставе? – Я помотала головой, и он посмотрел в потолок со вздохом: «Алиссия мне этого не простит». А затем, словно бы вспомнив о чем-то важном, опять затараторил витиеватыми фразами то, что уложилось бы в два слова: - Прошу простить, я не надеялся дозвониться до вас от ворот, тем более докричаться в этой метели, потому пересек ваши владения, чтобы лично зарекомендовать себя и заказать номера в самой гостеприимной харчевне.

- Комнаты, - уточнила я, все еще не веря своему счастью. Жива и невредима, а Гилта рядом нет. – Я сдаю комнаты.

- Как? – директор театра и поклонник кого-то там даже попятился. - Разве у вас нет номеров с отдельными ванными комнатами и кабинетами, где моя дорогая супруга смогла бы тренировать свой дивный голос?

И столько недоверчивого возмущения, словно бы я обманом заманила его в свои владения и деньги за недельный постой взяла наперед.

- Нет. - Подходящих покоев с ванными комнатами и гардеробными, которые вполне могли сойти за кабинет в «Логове» была лишь пара: мои и те, что выгорели при косвенном участии Дори и непосредственном Гайны.

- Но мне сказали… - он весь как-то разом сник.

- Кто? Где? Когда? – поднялась, нависнув над притихшим Тюри.

- Да все! Куда бы мы ни обратились на этой заставе и в нижнем городке, все хозяева харчевен, гостиниц и дворов направляли нас к вам. И неустанно нахваливали номера с кабинетами, ванными и…

Не знаю, что там было за «и», но в следующее мгновение «Логово» огласил громкий и весьма продолжительный звон колокола, коим в надежде достучаться явно били о ворота.

- Кого там демоны принесли?! – Выглянувший из кухни Тороп пересек столовую и, прихватив куртку, вышел в заднюю дверь.

А директор театра несчастным голосом ответил:

- Алиссию принесли… - Он дрожащей рукой стянул шапку и шарф, явив миру и мне холеное лицо мужчины, не перешагнувшего сороковку, внушительную плешь в русых кудрях и большие серые глаза, бездонные озера отчаяния. Кажется, театру со звездой, повезло больше, чем господину Тюри с женой. Мне хватило одного взгляда на человека, только что спасшего меня от расправы клыкастого «шутника», чтобы проникнуться его печалью и решиться помочь.

- Вы к нам… на заставу надолго?

- На три дня, - произнес он и поежился, от очередного и, пожалуй, еще более громкого удара колоколом о ворота. - Хотим пересечь перевал до того, как здесь выпадут снега. Хотя поначалу думали обогнуть мыс на корабле, но капитан уверил нас, что путь через горы совсем недолог. И в Заснеженном подтвердили, всего-то пару тройку километров вверх...

Я подняла брови, не зная, что и сказать.

Пара-тройка? через горы? Да только до нашей заставы не меньше семи километров по чистому склону, а дальше-то все сорок.

- Так, и что за умник вам такое сказал? Один из пьяных постояльцев какой-нибудь харчевни?

- Нет-нет, хозяин клялся из этого… «Пятака», - заверил меня директор театра и, прижав шапку к груди, пробормотал: - И осенив святым знаком, он нас послал...

- Куда?

- К вам. Но мы не сразу решились, поначалу явились на постоялый двор Серого, а от него в маленькую гостиницу «Шкура», затем «Шалашок», «Бельгийские огни», «Бравый Кутя»…

- «Бравый Кузя», - поправила я, даже не представляя, почему конкуренты из Заснеженного, да и капитан корабля, обманули несчастных Тюри.

- Что? Ах, да-да, простите. Но к тому времени на долину уже опустились сумерки, я не разглядел, – проговорил он, задумчиво поглаживая свою шапку.