Джульетта решила, что роза не может быть невинной. Как, впрочем, и виновной.

– А вот и наша тайная магия.

Перри Гиббонс распахнул еще одну дверь, и оказалось, что она ведет не в волшебное царство, но в другую спальню, поменьше, где громоздилось оборудование для прослушки и двое мужчин, толкаясь в тесноте, его монтировали. Точнее, мужчина и мальчик. Мужчина, Реджинальд Эпплтуэйт («Язык сломаешь, дорогуша, зови меня просто Редж»), был из Исследовательской лаборатории почтового ведомства в Доллис-Хилле. Мальчик, Сирил Форбс, работал там же младшим инженером. Именно Сирил (Джульетта на миг задумалась, с чем можно срифмовать это имя) будет заниматься приборами каждый раз, когда за стеной соберется пятая колонна.

– «Ар-си-эй Виктор», модель ЭМ-ай-двенадцать семьсот, – гордо сказал Редж, с энтузиазмом коммивояжера демонстрируя что-то электрическое.

– Американская, – робко добавил Сирил.

– Точно такая используется в Трент-Парке, – добавил Перри Гиббонс. – В центре для допросов, – объяснил он, встретив непонимающий взгляд Джульетты. – Кажется, Мертон там иногда работает. Он ведь вас собеседовал на должность, верно?

– Мистер Мертон? Да, он со мной разговаривал.

Джульетта не встречала Майлза Мертона с самого дня их беседы. («Я просто должен был задать все нужные вопросы».)

И Реджинальд, и Сирил очень гордились своими техническими познаниями и забросали Джульетту терминами – «стабилизатор плавающей режущей головки… полистироловая мембрана… с подвижной катушкой… управляемый давлением… сапфирово-стальные звукозаписывающие иглы…». Наконец Перри натужно засмеялся (похоже, смех давался ему ценой особых усилий) и сказал:

– Достаточно, джентльмены. Мы не хотим перепугать мисс Армстронг. Она здесь в роли машинистки, а не инженера.

Стены звукоизолированы, объяснил он, ведя ее в соседнюю квартиру; Реджинальд и Сирил устремились за ними, продолжая бойко трещать про «диски для мгновенной записи» и «микрофоны восемьдесят восемь-А».

Эта квартира оказалась точным отражением предыдущей, словно они попали в зазеркалье. Ковер с узором из осенних листьев, заурядные обои «Арлекин» – Джульетта мгновенно узнала их: точно такие же обои с розами и шпалерами выбрала когда-то ее мать для гостиной в Кентиш-Тауне. Эта неожиданная встреча была для нее как удар в сердце.

– Прослушивается! – сказал Сирил.

– Микрофоны установлены в стенах, – объяснил Редж.

– В стенах? – повторила Джульетта. – Неужели?

– А с виду и не скажешь, правда? – Реджинальд постучал по стене.

– Господи, в жизни не догадалась бы! – Джульетту это в самом деле впечатлило.

– Отлично, а, мисс? – ухмыльнулся ей Сирил.

Он выглядел невероятно молодо – словно должен бы до сих пор ходить в начальную школу. Джульетта представила себе Сирила на детской площадке у школы – грязные коленки, серые гольфы сбились гармошкой, в руке каштан, который вот-вот полетит в цель.

– Он у нас дамский угодник, – засмеялся Редж.

Лицо Сирила залил пламенный румянец.

– Не слушайте его, мисс.

– Запирайте дочерей, а, мистер Гиббонс? – сказал Редж.

– Боюсь, что у меня нет ни одной дочери. – Перри Гиббонс засмеялся, опять натужно. (А если бы были – стал бы он их запирать? – задумалась Джульетта.) Он улыбнулся ей, словно прося прощения за что-то – возможно, за свою неловкость. У него была изумительная улыбка. Ему следовало бы улыбаться почаще, решила Джульетта.

– В Службе его считают чем-то вроде перебежчика, – сказала ей Кларисса в тот вечер за выпивкой в «Клубе 400». – Я собрала для тебя компромат на Перри Гиббонса.

Оказалось, что в список его многочисленных талантов входит умение показывать карточные фокусы – он член общества «Магический круг», – знание суахили (что толку в этом, удивилась Джульетта, если, конечно, не жить в Африке) и игра в бадминтон «на почти профессиональном уровне».