– Что?

***

Дорогие читатели, нам нужны арты к истории?

– Те мужики меня не заметили, но я всё слышал, – Гиб понижает голос до шёпота, нервно оглядываясь назад. – Если местные прознают, что вернулась наследница Гиблых Земель, то обозлятся люто. А ненароком и прибить могут. Больно злые они на ваш род, миледи.

Пальцы сами собой сжимают кочергу крепче. Железо холодит ладони.

– А причину назвали? За что такая ненависть? – тихо спрашиваю я.

Гиб качает головой, рыжие вихры падают на лоб.

– Сего они не говорили. Но я лучше в повозке посплю сегодня. Кто знает, как быстро слухи о вашем приезде разойдуться. Тот инспектор, вроде как гаркнул, что б мужики языками не чесали о вас, но городок маленький. Прознают рано или поздно.

Лучше бы, конечно, поздно, но не я заказываю сейчас музыку. Так что же могу сделать именно я? Как минимум печь топить сегодня не буду, чтобы дым из трубы не видели.

– Точно не хотите в гостевой дом? – спрашивает Гиб.

Хочу, но толку-то? Не здесь, так там найдут. Да и сколько я проживу в съемной комнате? Деньги кончатся, а работу найти, не называя имени, нельзя.

Ох, не зря меня тот инспектор предупредил. Не зря…

– Точно не сегодня. Спасибо, Гиб, – киваю рыжему с искренней благодарностью.

– Тогда я устроюсь в повозке во дворе. Так будет спокойнее и вам, и лошадям, – говорит он, и я чувствую облегчение оттого, что не останусь совсем одна в первую ночь.

Быстро бегу к сундукам. Где-то там было одеяло. Хочу отдать, чтобы Гиб не задубел. Ночью ведь холодно.

– Думал, вы гиблая душа, но ошибся. Утром мы уедем, доложим хозяину, что вы обосновались. Держитесь, миледи, – говорит он, отказываясь от шерстяного одеяла, и выходит, прикрыв за собой дверь.

В этот же момент и начинают зашкаливать нервы. Проверяю засов на двери. Древний, деревянный, но всё ещё крепкий. Впрочем, какая от него защита?

Если местные действительно так враждебно настроенны, как их малюют, простой засов меня не спасет. Может, стоит всё бросить и уехать? Но куда?

В памяти проносится последний разговор, состоявшийся с бывшим мужем и бывшей лучшей подругой. Выбора у меня сейчас нет, черт подери.

– Ой! – чуть не подпрыгиваю, когда к щиколотке что-то прикасается.

Ох ты ж ёлки! Это же Крокодил. Точнее серый комочек-котенок. А я чуть сердце собственное не проглотила. Оно аж к горлу подпыгнуло.

– Голодный? – смотрю в янтарные глаза питомца, и он, будто поняв мою речь тут же требовательно мяукает.

Открываю дорожную корзину, и ух. Чего и следовало ожидать, провизии осталось совсем мало: хлеб, зачерствевший за два дня пути, да кусок вареной птицы, которую Гиб подстрелил по дороге.

– Прости, малыш, что холодная, – шепчу я, отдавая куриную ногу котенку. – Завтра обязательно найдём способ всё исправить.

Пока котенок жует, я с трудом держусь на ногах. Усталость после двух дней пути и уборки такая, что хочется упасть прямо на пол.

Забираюсь на холодную печь, устланную содержимым одного из сундуков, кутаюсь в то самое одеяло, от которого отказался Гиб, но холод все равно пробирает до костей. Где-то раздаётся волчий вой – протяжный, тоскливый, и меня пробирает дрожь.

Прекрасно! Отлично! Еще этого не хватало!

Ладно уж, бояться буду завтра. Сейчас нужно хоть немного поспать. С утра предстоит столько работы: осмотреться еще раз, сходить на базар, прикупить необходимого и инструментов. Разузнать об истории этого места. Только очень аккуратно, не выдавая себя. И… выжить… в одиночестве. Ну, или не совсем.

Улыбаюсь, глядя на довольного котенка, который уже вылизывает шерстку после плотного ужина.

– Надеюсь, крокодил это порода? – говорю ему, а он как фыркнет. – Не злись, мы теперь в одной лодке. Так что будем вместе либо крокодила, либо котятами в зависимости от обстоятельств.