– Двадцать се?.. – предположила она.

– Вы уверены?

– Тридцать се?..

Но женщина молчала.

– Сорок се?..

Продолжала гадать Виктория.

– Двадцать пять, – наконец подала голос женщина.

«Двадцать пять?! Но я точно помню, что на свадьбе Кожемякиной мне было двадцать семь! Потому что Кожемякиной тоже было двадцать семь! И я тогда ещё подумала, что мне тоже пора замуж… Значит ли это, что я не замужем?.. Разумеется, не значит, потому что одно с другими никак не связано. А вот то, что ты не помнишь своего мужа, это да, это может значить, что ты не замужем, – менторским тоном мысленно объяснила она себе. И тут же сама себе и возразила: – Я и сколько лет мне не помню, но это не значит, что мне двадцать пять!»

Она не знала откуда она это знает, но она точно знала – ей не двадцать пять.

– Мне не…

– Вы вспомнили и это! – обрадовалась Теми. – Ну уж простите меня, что добавила вам один день. Зато вы сразу вспомнили сколько вам лет! Меня – двадцать пять лет тоже когда-то пугали! Но, поверьте мне, ничего страшного в этом возрасте нет. Наоборот… – она мечтательно вздохнула. – Ах, где вы мои двадцать пять лет! Не верите?.. Ничего доживёте до моих лет, поверите! Но продолжим. Вы помните, что с вами произошло?

– Нет, – покачала головой Виктория и тут же вновь поморщилась от пронзившей виски боли, настолько сильной, что перед её мысленным взором, словно бы огненная молния промелькнула.

А в следующее мгновение, она, задыхаясь от ужаса, уже мчалась куда-то в кромешной тьме. Её сердце колотилось как сумасшедшее, в боку кололо так, что было невозможно дышать, ноги подгибались, но она знала, что ей нужно бежать…

Потому что слышала за своей спиной:

– Стой дура! Все равно ж догоню!

Бежать! Только бежать! Ей нельзя останавливаться! Нельзя останавливаться ни на мгновенье! Бежать! Только бежать!

И гонимая животным ужасом она бежала. Бежала, не разбирая дороги. Бежала, пока…

Однако тут её виски вновь пронзила нестерпимая боль, только на сей раз перед её мысленным взором пронеслась не ослепительно-яркая огненная молния, наоборот, она, словно бы влетела в бездонный чёрный омут… Точнее, даже не влетела, а нырнула вниз головой, подобно пловцу, прыгающему с вышки с разбега.

Горло вдруг перехватил спазм. Грудь зажглась огнём.

– Прости, милая, – услышала она, словно издалека. – Прости, меня любопытную старую дуру. Отдыхай, милая.

В следующий раз, когда Виктория пришла в себя. Ей было очень жарко. Очень-очень жарко и душно. И ещё это одеяло! Подумала она и скинула его с себя. Однако ни легче дышать, ни прохладней ей от этого не стало. Зато начало трясти.

– Не могу… Не могу дышать! – пожаловалась она. – Не могу…

– Сейчас, сейчас, милая! Да, ты горишь! – сообщили ей и её вновь поглотил бездонный чёрный омут.

А вот четвертый раз порадовал. Во-первых, придя в себя, она, хотя и с огромным трудом, но разлепила веки, а во-вторых, она смогла почти безнаказанно не только пошевелить головой, но и даже немного приподнять её с подушки, чтобы осмотреться.

О Боже… Куда я попала?..

Проникающие в комнату сквозь распахнутое окно солнечные лучи освещали чисто выбеленные стены. Балдахин над кроватью. Божницу с иконами и лампадой. Стоящий рядом с кроватью резной комод и широкую резную скамью. На комоде в похожей на граненный стакан вазе стоял букет полевых цветов.

Что происходит? В смысле – что произошло?! Почему я здесь?.. Где я?.. И как я сюда попала?..

Виктория прозондировала свой мозг, вот только толку от этого было столько же, как, если бы на плечах у неё была не голова, а, хотя и очень тяжёлый, но совершенно пустой чугунный котелок.