Рей хотел было спросить: «А, если не захочет? Если выгонит тебя и меня со своей земли и запретит появляться на винодельне? Если погубит всё то, что они так долго создавали?», но промолчал. И потому, что не хотел расстраивать Дэвида и потому, что знал: Виктория слишком любит деньги, чтобы от них отказаться. А деньги у него.

Глава 1

За один день до описываемых в прологе событий…

О-у-у-у! Боже! Боже… Моя голова! Как же сильно она болит! О-у-у-у! И не только болит, но и кружится… Все как в тумане. В густом тумане. Во рту пересохло. Не знала б точно, что я вчера не пила, решила б, что у меня зверское похмелье…

Стоп! Вчера… А что было вчера?! Или хотя бы позавчера? Или неделю назад?

Сквозь туман блеснуло какое-то воспоминание. Девушка отчаянно потянулась за ним, пытаясь понять о чём оно… Но раскалывающаяся от боли голова не выдержала подобного напряжения и сознание отключилось.

В следующий раз, когда она пришла в себя, голова болела столь же немилосердно. А вот пить, пить хотелось ещё больше.

– Пи-ить, – простонала она без всякой надежды на то, что будет услышана. Это был скорее крик души, чем просьба. Крик души, который она не могла в себе больше держать. И потому очень удивилась, когда её сухие губы вдруг перестали быть сухими.

С жадностью облизав губы, она теперь уже попросила: – Пи-ить… Ещё… Пи-ить…

– Прости, милая, старший целитель пока разрешил лишь смачивать тебе губы, – извиняющимся ласковым тоном ответили ей.

«Старший целитель?! Это она о ком? О старшем враче, что ли? Значит ли это, что я в больнице?..»

Она попыталась открыть глаза, чтобы подтвердить свою догадку, но веки категорически отказались это делать… Как в тот раз в девятом классе, когда она уснула с накладными ресницами, которые сама же и приклеила, использовав для надежности весь клей в тюбике. Ну что сказать… Накладные ресницы приклеились не просто надёжно, а, в прямом смысле слова, намертво. Настолько намертво, что отдирать их пришлось вместе с ресницами и кожей век. К слову, именно поэтому она с ними и уснула. Надеялась, что до утра они сами отпадут.

Не отпали.

Зато на всю жизнь отпало желание, когда-либо вновь самой себе клеить накладные ресницы.

«Странно… – Вдруг пришло ей в голову. – Про ресницы помню. Причём помню так, словно это было только вчера. А что вчера было не помню. И как я попала в больницу, тоже не помню. Если я, конечно же, в больнице… Разумеется, ты в больнице, где же ещё? Но та женщина, она сказала: «Старший целитель» – напомнила она себе. И тут же сама себе возразила: – Тебе послышалось!»

Решив, что зачем мучиться сомнениями, если можно просто спросить, она спросила:

– Где я? – она планировала спросить и про больницу тоже, но решивший было передохнуть от праведных трудов молотобоец вновь принялся с силой лупить отбойным молотком по стенкам её черепа.

– В целебнице Святого Августина, милая.

– Где-где?

– В целебнице, говорю, Святого Августина! – повторила неизвестная женщина.

«А я точно вчера не пила? – усомнилась больная. И тут же себе и ответила: – Сама ж знаешь, что не точно! Не помнишь же ничего! Ни про вчера. Ни про позавчера. Ни про, кажется, последний год… Или два?.. Или три…

– А вы кто?

– Теми я, милая.

– Это ваше имя?

– Да, милая. Это моё имя. А ты своё имя знаешь?

«Имя?.. Да, кажется, знаю…»

Она собиралась назвать полностью своё имя, фамилию и отчество, но молотобоец в её голове позволил с трудом вытолкнуть из горла лишь:

– Виктори-и…

– Умница, – похвалила её женщина. – А сколько вам лет, помните?

«Конечно! Мне… Ой! Девятый класс помню. Что ещё? Девичник… Кажется это свадьба Кожемякиной. Да, точно, это был последний раз, когда я пила шампанское…»