Да и немудрено. Ведь ветер, поднятый приземлением Серебряного дракона, только-только улегся, и какая-нибудь песчинка вполне могла попасть ему в глаз.

Лорд Лайонард Серебряный только кивнул головой, принимая это неловкое объяснение и прекрасно понимая чувства друга. Ведь и у лорда настоящих друзей было немного. Да чего там, один Кон и был. 

Ведь должность Главы Тайной службы как многих отпугивала, так многих же и привораживала. Только Лайонард прекрасно видел, с какой целью некоторые люди набивались к нему в друзья, а потому держался с ними холодно и отстраненно.

-- Друг мой, -- проговорил Лайонард, и усмехнулся,  -- а нет ли у тебя еще одного ненужного рабочего халата? 

Конфю радостно ответил:

-- Как не быть! Для тебя найду. Я вообще удивляюсь, как тебе  плащ-то удалось сохранить, при истинном обороте!

-- И не говори, Кон. Сам удивляюсь. Иначе щеголял бы тут в чем мать родила,  -- ответил Лайонард, страшно радуясь, что  леди Селани поблизости не случилось.

На самом деле удивляться тут нечему. И даже магия здесь не причем. Просто плащ зацепился за коготь при самом начале оборота, да так и застрял там, между образовавшимися чешуйками.

  -- Ну что, друг мой, давай в лабораторию, -- поторопил Кона лорд.

В этот момент его глаза  замерцали серебром еще сильнее, и вдруг зрачок стал совсем обычным, круглым. Придворный алхимик, который, несмотря на радостное воодушевление после восстановления отношений со старым другом, тем не менее внимательнейшем образом наблюдал за ним, почему сразу и заметил.

-- Ага. Сейчас же занесу в свои записи. Через...Так, а сколько прошло времени? Ну, скажем, через десять минут после оборота зрачок истинного дракона приобретает форму, обычную для человеческого глаза, -- пробормотал он себе под нос.

-- Что? -- спросил Лайонард, который и до оборота обладал весьма приличным  слухом. Голос его тоже изменился. Рокот, подобный горному водопаду ушел. Но хрипотца, будто от сорванного горла, что, на самом деле, и неудивительно, осталась. Как и сила, она только скрылась под этой хрипотцой, но полностью не ушла.

-- Так, и голос. Не забыть отметить про изменения голоса, -- подумал Конфю, и ответил, -- Ничего. Это я себе, чтобы не забыть.

Лайонард усмехнулся:

-- Понятно. Наблюдаешь все.

Он шел позади друга, и улыбка все никак не желала уходить с его лица. Широкая, радостная и искренняя. Радость наполняла сердце лорда, искрилась серебром и изливалась наружу, наполняя собой весь мир, который, казалось, на глазах преображался.

Вокруг будто становилось светлее, и птицы, до того молчавшие в изумлении, встречали неистовыми трелями последнего из драконов.

Он, последний из драконов, смог.

У него получилось!

И неважно, что уже много столетий никто не угрожает миру и спокойствию Киассы.

И неважно, что воины-защитники сегодня, на самом деле, не столь и востребованы.

Но его суть, суть истинного дракона наконец прорвалась наружу. И только совершив этот последний оборот, Лайонард понял, что стал собой. Истинным собой. 

Тем, которым и был рожден.

Понимание своей истинной сути накрыло лорда с головой, и настоящее просто перестало для него существовать. Правда, ненадолго. Потому что при входе в лабораторию он как следует приложился лбом о нависающую перегородку.

Глава Тайной службы охнул, пришел в себя, и потер пострадавший лоб. Придворный алхимик, который спешил зафиксировать произошедшие с другом изменения, ничего не увидел и не услышал.

Лайонард же, которого вдруг опять накрыло сильнейшее желание взмыть в воздух, почувствовал, что где-где, а вот в лаборатории ему сейчас не место.