Нос тут же щиплет яркий запах мяты. Чай скрутки «порох» выглядит вполне себе годным. И я не понимаю, откуда я знаю название скрутки и то, что это зеленый чай. Информация словно сама всплывает в голове.

Я беру следующую банку, открываю. Тут черный чай с ярким ароматом малины и кусочками сушеных ягод. Я беру щепотку, давлю чаинки между пальцами, и они почти не крошатся.

«Значит, не переферментирован, все отлично», – понимаю я.

Неужели это память тела?

Чтобы проверить, я открываю другую банку. Здесь светло-зеленые, с пушистым покрытием, чайные листочки. Они небольшие, скручены в трубочку.

В голове тут же всплывает – белый чай. И тут же расшифровка: это чай из нераспустившихся верхних почек чайного дерева.

Вообще, все виды чая можно собрать с одного куста. Отличаются лишь тем, какие листья собрали – почки, почки с верхним листом или большие старые листья, ну и способом ферментации.

Господи, откуда я столько знаю?

Теперь я уверена, что я работала здесь. Даже знаю, что такое ферментация – это окисление соком чайного листа. Вот!

– Рикки, а сколько лет чайная закрыта? – спрашиваю я.

– Так пять лет, госпожа. С тех пор, как вы замуж вышли.

– А почему здесь все так брошено, словно отсюда в панике сбежали?

– Не сбежали. Господин увидел вас и влюбился. Вот и похитил.

Похитил? Интересные подробности.

Здесь так принято? По любви хоть было? Или Алисия ненавидела своего мужа, поэтому изменила?

Столько вопросов и ни одного ответа. И паренька расспрашивать неудобно.

– Не могу вспомнить, мы тут с тобой давно?

– Так утром приехали. А потом, – Рикки запинается, – потом я пошел на дело, а вы пропали. Искал вас, искал, а вы… Со скалы прыгнули!

Значит, Алисия посмотрела на чайную и не захотела больше жить? Или тут что-то большее? Над ней издевались? Не приняли соседи? Оскорбляли?

Неужели и тут меня ждут косые взгляды?

Я вижу дверь и открываю ее. Это подсобное помещение с мешками чая. Их тут довольно много.

Изучаю дальше. Нахожу еще одну дверь.

– Там домашняя часть. – Рикки проскальзывает вперед меня. – Я рад, что вы готовы посмотреть и больше не плачете.

Значит, Алисия была в подавленном состоянии. Что ж. Неудивительно. Ее история очень запутанная, но выяснить подробности измены у мальчишки я не могу.

Зато могу спросить другое:

– Рикки, а почему тебя отправили со мной?

На что он тут же сникает, опускает взгляд и говорит:

– Так я сирота. Кому я нужен, кроме вас?

А вот это хороший знак. Не то, что Рикки без родителей, а то, что Алисия к нему относилась по-доброму. Значит, она неплохой человек.

– Значит, ты со мной добровольно?

– Я как услышал, что служанки готовы на каменоломню отправляться, лишь бы с вами не ехать сюда, так сам и вызвался.

Я протягиваю руку и треплю Рикки по темным волосам:

– Спасибо! Защитник мне очень пригодится.

У меня никогда не было детей. И быть не могло. Так сказал врач.

Рикки будит во мне родительскую нежность, которую мне не на кого было выплеснуть. Одно время я даже хотела усыновить ребенка, но потом поняла, что не смогу уделять ему много времени, даже если не буду перерабатывать. А здесь вот оно как сложилось.

Мы с Рикки заходим в домашнюю часть. Крохотная кухня перетекает в небольшую спальню. Все скромно, но уютно: одноместная постель накрыта лоскутным пледом, на прикроватном столике стоит лампа с пыльным абажуром. На стене висит плетеная поделка в технике макраме. Комод чуть покосился, и вместо одной ножки у него камень.

Все под толстым слоем пыли. Хочется побыстрее открыть окно, впустить свежий воздух и взять мокрую тряпку.

На кухне стоит маленький квадратный стол и две табуретки. Вдоль стены расположен скромный кухонный гарнитур, состоящий из раковины и разделочного стола. Стоп. А где плита?