Элис, вновь тяжелая, страшно огорчилась, родив ему дочь, и настаивала, что на этот раз в ее чреве растет мальчик. Последний месяц беременности она, как водится, проведет в постели в отдельных покоях, чему Жоффруа втайне радовался: ему хотелось отдохнуть от ее вздорных требований. Его терпение было на исходе, но, по крайней мере, плодовитость Элис доказывала силу его семени.

Сейчас она встала перед ним, поддерживая рукой свой объемный живот. На каждом ее пальце сверкали золотые кольца, а длинное платье волочилось далеко позади нее беззвучной декларацией высокого статуса.

– Вы не можете поехать сейчас в Компостелу, – протянула Элис.

Дело в том, что в последнее время Жоффруа подумывал о том, чтобы отправиться в паломничество.

Собор Святого Иакова в Компостеле был одним из самых почитаемых мест в христианском мире, но Жоффруа хотел поехать именно туда в пику своей супруге, для которой святой Иаков имел особое значение: Матильда тайком вывезла руку святого из имперской сокровищницы, а ее отец преподнес святыню Редингскому аббатству. Жоффруа сомневался в том, что святой Иаков сохранился нетронутым, но, с другой стороны, рассуждал он, для святого, который совершил чудесное перемещение из Иерусалима в Испанию, несколько утраченных костей ничего не меняли.

– Почему это? – нетерпеливо буркнул он. – До родов мы все равно не сможем видеться. Моей же душе будут полезны молитвы, а телу – движение.

– Сир, вам не следует уезжать, – заговорил один из его рыцарей по имени Энгельгер де Богун. – По крайней мере, до тех пор, пока у вас не появится законный наследник и до разрешения вопроса с вашей женой.

– Никто не смеет указывать, что я должен делать! – обозлился Жоффруа.

«Жена», – с горечью подумал он. Как ни странно, ему не хватало Матильды. В нем существовала потребность быть победителем, а отъезд супруги лишил его триумфа. Жоффруа мечтал покорить ее и носить на перчатке как прирученного ястреба. Он хотел, чтобы ему завидовали другие мужчины, видя, как императрица исполняет любые его желания и приказы. Элис ему наскучила, потому что была всего лишь глупой садовой птичкой, нацепившей на себя павлиньи перья, зато Матильда настоящая. И Жоффруа оказался в тупике. Настаивать на расторжении брака он не мог, потому что тогда настроит против себя Генриха Английского и потеряет королевство и герцогство, которые рассчитывал получить после смерти Генриха. Если он хочет власти, то должен принять сучку обратно.

Элис пролепетала льстивым голоском:

– Хотя бы дождитесь, когда родится ваш сын, милорд, или пошлите кого-нибудь другого вместо себя помолиться святому.

Жоффруа метнул на нее раздраженный взгляд и сжал губы. Дочка продолжала реветь, и, потеряв терпение, граф взмахом приказал няне унести ее. Когда женщина покидала комнату со своей извивающейся краснолицей подопечной, ей навстречу вошел лакей и поклонился господину:

– Сир, прибыл гонец из Англии с письмами от короля Генриха.

– Проводите его в мои покои, – распорядился Жоффруа. – Я поговорю с ним наедине.

– Сир. – Лакей снова поклонился и ушел.

Жоффруа щелкнул пальцами, подзывая любимого пса Бруина, и покинул придворных и разобиженную любовницу. В одиночестве он поднялся по лестнице на верхний этаж в свои покои, где обычно занимался делами. Пергаментные свитки и книги счетов теснились на открытых полках. На полу стоял книжный сундук, заполненный доверху томами религиозного и светского содержания. Перед мягкой скамьей удобно расположился пюпитр. Жоффруа любил эту комнату. Все в ней напоминало ему об отце, потому что раньше они часто работали здесь вместе, решая проблемы графства. Он даже повесил на крючок у двери старую мантию отца, чтобы казалось, будто тот где-то рядом.