– Вот ты дурак! – воскликнул Юрген.

– Да, я сам знаю, что я дурак, – грустно согласился Олаф.

– Да не потому ты дурак, что письмо это не довёз, а потому что себя винишь в этом. Никого ты не подвёл!

– Для вас это, конечно, удобный вариант, – проговорил Рейн.

– Знаете, вот вы тоже дурак.

Брови Арчибальда взметнулись вверх, и он застыл, словно пытаясь понять, как он смог дожить до такого.

– Вы дурак, потому что думаете, что я буду рад тому, что это дурацкое письмо не попало адресату, несмотря на то, что мой друг ранен.

– Я даже не знал, что было в этом письме, – пробормотал Олаф.

– А в нём господин Рейн обвинял меня в государственной измене, – ответил Юрген.

– Как это? – округлил глаза Найтли.

– Очень просто. Я ведь должен был шпионить для Рейна, а я во всём признался Оташу. Но ничего, господин Рейн напишет ещё одно письмо, а если понадобится, то ещё одно. Бумага же…

– Перекатите, господин Шу! – перебил его Арчибальд. – Вы забываетесь.

– Что вы собираетесь делать дальше? – спросил Оташ.

– Вы полагаете, что я захочу вернуться в Нэжвилль?

– Я не знаю, поэтому и спрашиваю.

– Таких распоряжений от его величества или его высочества я пока не получал, – ответил Рейн. – Значит, я по-прежнему посол Нэжвилля в шоносаре.

– Хорошо. Тогда оставайтесь в Яссе до выздоровления Олафа, а затем возвращайтесь к нам.

– Вы планируете задержаться рядом с сиварами?

– Ещё какое-то время.

– Я вас понял.

– Мы что же, уезжаем? – спросил Юрген.

– Завтра утром. Сегодня ещё переговорю с Драго. Да и ты же, наверное, захочешь выспаться в мягкой постели, разве не так?

– Это вовсе не обязательно. Если надо ехать, я могу ехать.

– Знаю, что можешь. Утром и поедем.

Юрген ещё немного поболтал с Олафом, пока Арчибальд не выгнал его, сказав, что больному нежен отдых, и тогда Шу отправился гулять по Яссе. Обойдя деревню, он вышел к узкой речушке Мелеше и, сев на берегу, принялся бросать камушки в воду. Вскоре к реке подошла молодая женщина с большой бадьёй, в которой лежало постиранное бельё. Полоскать – догадался Юрген. Женщина была невысокая, слегка полноватая, с бледной кожей, сильно контрастирующей с чёрными волосами и большими тёмными глазами. Как она донесла одна такую большую бадью, Юрген не понимал. Решил, что подождёт, пока она всё прополощет, и предложит свою помощь. Женщина покосилась на норта, а затем принялась за работу, и тут до Шу дошло, что стирала она их с Оташем одежду. Кому Нуца могла отдать их вещи, кроме своих дочерей? Женщина точно была не Виорика, значит…

– Илинка? – Юрген понял, что произнёс это вслух и закрыл рот ладонью. Женщина обернулась.

– Ты племянник Витольда? – догадалась она.

– Да.

Так вот значит, ради кого Витольд бросил всё и сорвался в шоносар. Первым желанием Юргена было встать и уйти, но потом он снова посмотрел на бадью и остался.

– Почему ты его простила? – Шу задал вопрос, который мучил его уже слишком долго.

– Потому что люблю? – ответила Илинка.

– Ты… была больна?

– Да, но я уже вылечилась. Как и Витольд. Родители ничего не знают, не говори им, пожалуйста.

– Не знаю, кем ты меня считаешь. Конечно, я не скажу.

– Прости, – Илинка вернулась к стирке.

Когда все вещи снова заняли своё место в бадье, Юрген подскочил и сам подхватил её. Илинка удивлённо смотрела на него.

– Тяжёлая же, – объяснил Шу.

– Но это женская работа.

– Натаскаешься ещё. К тому же, ты ведь, наверное, рожать будешь. Вредно тебе тяжести поднимать.

Илинка как-то странно посмотрела на него и будто переменилась в лице.

– Что? – не понял Юрген. – Или ты уже того? Беременная?

– Была, – тихо ответила она.

– Как это?

– Я потеряла нашего с Витольдом ребёнка.