В голове стоит прежний звон и ничего более.

Зато через пару минут узнаю, кому имею честь быть официально представленной.

Отодвинув для меня стул и дождавшись, когда размещусь со всеми удобствами, Гольдман жестом просит одолжить ему мой телефон. Забирает, что-то печатает и попутно отдает распоряжения Серафиме.

Как понимаю?

Легко. Женщина довольно улыбается, поглядывая в мою сторону, а затем несколько раз кивает хозяину. После чего принимается носиться по кухне ураганом и выставлять на стол всё новые и новые тарелки.

Альберт же вновь привлекает моё внимание.

Касается кончиками пальцев тыльной части ладони и, дождавшись, что я на него взгляну, протягивает телефон.

«Это Влад Томилин. Мой начальник безопасности. Он не причинит тебе вреда. Даю слово»

Высвечивается на экране.

Пробегаю глазами по строчкам дважды, будто они волшебным образом превратятся в более подробный текст, после чего сглатываю и киваю. Даю понять, что верю его словам.

Затем перевожу взгляд на Томилина и произношу:

– Эльза Черных.

– Я знаю, – считываю ответ, в котором ни секунды не сомневаюсь.

Еще бы он не знал, учитывая, что мои вещи были досмотрены. А в сумочке помимо водительского удостоверения я всегда держу паспорт и СНИЛС.

***

Пирожки оказываются вкусными.

Напрягшаяся в присутствии сразу нескольких малознакомых лиц, рассчитываю, что кусок в горло не полезет, будут трястись руки, или нормально перекусить не позволит ощущение себя диковинной обезьянкой, представленной на потеху публике…

Ошибаюсь.

Мужчины с таким аппетитом налегают на холодец, салаты и жаренное с луком мясо, которое накладывают из огромной, выставленной прямо на стол сковороды, что только диву даюсь. Незаметно расслабляюсь и… соглашаюсь понемногу попробовать и того, и другого.

– Хрен? Горчица? Аджика? – показывая по очереди на батарею выставленных на столе баночек и тюбиков, перечисляет Гольдман, когда я придвигаю к себе студень.

– Горчица и майонез, – называю любимое сочетание и, уверенно выдавив их на край тарелки, перемешиваю.

– Правда, вкусно, – комментирует Альберт, попробовав мой вариант соуса.

Томилин просто поднимает вверх большой палец, поле чего вновь сосредотачивается на своей тарелке.

Стараюсь особо ни на кого не глазеть, но… получается не особо.

Бли-и-ин… оказывается, мужики столько едят… ёшкин кот!

Удивительно, как Серафима еще не воет от постоянной готовки. Я бы сдулась. А ведь еще недавно думала, что она перебарщивает, выставляя на стол такое огромное количество снеди. Не тут-то было, всё сметается практически подчистую.

«Мы просто с раннего утра ничего не ели. Уехали в пять и только вернулись»

Читаю текстовой сообщение, которое, снова на время одолжив мой телефон и вытерев пальцы салфеткой, набирает Гольдман.

– Я и не… ничего… не говорю…

Поднимаю ладошки вверх, будто сдаюсь, и всячески стараюсь не краснеть.

Вот же засада, заметил!

М-да, до жути неловко вышло.

Щеки опаляет жаром, когда по очереди смотрю на мужчин, прячущих от меня улыбки. Думаю, как бы еще извиниться. Не хочется выглядеть чопорной ханжой, развешивающей ярлыки направо и налево, но чёртов кашель сбивает планы.

В горле начинает першить и щекотать. Легкие сдавливает спазмом.

Свернувшись в клубок и закрыв рот обеими руками, сотрясаюсь всем телом, пытаясь побороть очередной приступ. Но не могу.

Кашляю и кашляю, пока внутри не начинает жечь.

– Простите, – сиплю, чуть отдышавшись.

Ни на кого не глядя, зажимаю пальцами край рукава, оттягиваю его и, стараясь не анализировать мысль, что кто-то может принять меня за свинку, вытираю с глаз слезы.

Да, вот так. Красиво болеть я не умею.