Девушка все еще что-то говорила, говорила, а Булочка, как завороженный, стоял и смотрел на нее, пока десятиклассники сине-коричневой толпой обрушивались на малолеток и разбирали себе по партнеру. Не что не могло оторвать его взгляда, который блуждал по ее фигуре, не понимая, на чем остановиться, то ли на лице, то ли на очаровательных округлостях груди, то ли на ногах. Неожиданно он осознал, что не достался никому, что стоит совершенно не разобранный никем, никому не нужный, в ряду счастливых обладателей старших. Это как когда поезд прибывает, из него горохом высыпают на перрон люди, чемоданы, мешки, их подхватывают, вырывают, кричат Ваня, я здеся, именно здеся, потому что Вань много, а здеся один, а ты стоишь посреди ликующеснующей толпы, как маленький утес средь бушующего моря и думаешь – не нужен, что ли никому.

Булочка беспомощно повертел туда-сюда головой, лес старшеклассников загораживал даже солнце, и не найдя в глазах рядом стоящих взрослых понимания, сам того не ожидая, заплакал. Нижняя челюсть его поднялась вверх, обиженно оттопырив нижнюю губу, верхняя губа подрагивала, а по щекам предательски катились слезы.

– Здесь стоит первоклассник и плачет! – закричал кто-то.

– Что такое, что случилось? – облако чьих-то волос обволокло мокрое лицо Булочки, – Ты чего плачешь?

– Мне никто не достался, – всхлипывал мальчик. Голос показался знакомым, и обида тут же стала проходить, и становилось как-то приятно, приятно. И даже неудобно перед ней, такой красивой.

– Не переживай, я отведу тебя в школу!

И первым из всех собравшихся, гордо неся перед собой букет гладиолусов, ведомый за руку самой красивой десятиклассницей, Булочка вступил в школу.

Это потом он понял, что тяжесть учебы во многом зависит от качественного состава одноклассников. Что иногда четверка в одной школе приравнивается к пятерке с плюсом в другой. Это потом. А сейчас ему было интересно и легко. За исключением некоторых вещей, которые никак не хотели укладываться в его голове. Типа, если есть правила, то тогда зачем придумывать к ним исключения. Добрая седая учительница объясняла малышам про «оро» и «оло», например «корова», или «молоко». Булочка старательно запоминал.

– Ага, – думал он, – Не все так пишется, как слышится. Есть правила.

На следующий день писали диктант.

– Мальчик стучит в барабан.

– Ага, – думал сознательный ученик, – Как раз недавно проходили. Знаю, знаю.

«Боробан» – старательно вывел Булочка и сдал работу.

Тройка за диктант пошатнула его веру в справедливость и правила. Без правил было тяжело, без них даже во дворе играть было невозможно, а тут школа. И на тебе. У Булочки было ощущение, что его обманули.

Зато когда в школе всех детей собрали фотографироваться в актовый зал, на Булочке кончилась пленка. Фотограф пощелкал затвором и сообщил, все мол, кончилась пленка. Гуляй пока парень, жуй опилки, или как там у вас, свободен, как негр в Африке, или в пролете, как фанера над Парижем. Выбирай сам, что тебе ближе, и отдыхай пока. Пока я чего, пока я пленку поменяю. Великое дело, товарищ фотограф, и мудреное, наверное, учиться надо хорошо, чтоб так вот по школам ездить, и пленки менять, а потом в комнатке маленькой красной, теснокрасной, убого обставленной, разъеденной парами реактивов, потеть в носках черных и семейках всю ночь над смешными и глупыми лицами, даже не имея возможности их дифференцировать, выбрать наиболее привлекательные, из старшеньких конечно, чтоб потом на стенку на обои старые замасленные булавкой, приятелям показывать, вот мол – и с этой, и с этой.

Перед фотосессией ученик старательно укладывал косую челку, но когда выяснилось, что пленки нет, расстроился, и челка сама собою опала на лоб диагональю. В таком виде Булочка вторично предстал перед объективом. На сей раз все сложилось отлично, и на общеклассной фотографии красуются два Булочки, один веселый и причесанный, другой грустный и с косой челкой на лбу, но оба загорелые и с выгоревшими волосами. Близнецы, да и только. Все-таки оставался у фотографа еще один кадр, а он уже думал, что пленка кончилась.