Я уже слышал этот крик. Вот только тогда он был криком удовольствия, а сейчас явно свидетельствует о панике.
Это голос Мии.
7. Себастьян
Даже мокрая, как канализационная крыса, Мия Ди Анджело остается самой красивой женщиной на свете, какую я когда-либо видел.
Мой пульс, подскочивший до небес, когда я услышал ее крик (тот чертовски знакомый крик из моих кошмаров), возвращается в норму, и я вновь обретаю способность здраво оценивать ситуацию.
Она не ранена. Не зарублена топором. Просто промокшая. Стоит по колено в мутной воде в комнатке старого общежития в окружении своих вещей, которые я столько раз видел у них с Пенни. По щеке девушки сбегает прозрачная капелька. Заметив это, она яростно вытирает лицо, ее грудь тяжело вздымается.
Я выдыхаю с облегчением. Мия хмурится – можно даже сказать, скалится. Я смотрю в ее горящие бешенством глаза, и она кажется мне прекрасным ангелом. Она напоминает сейчас Мандаринку в тот день, когда Купер решил искупать ее: разъяренная и недовольная, но целая и невредимая.
Я ухмыляюсь – методом проб и ошибок мне удалось выяснить, что это самый лучший способ добиться от нее хоть какого-то ответа.
– Решила искупнуться, Ди Анджело?
– Какого черта ты тут забыл?
– Гулял неподалеку.
Мия окидывает меня оценивающим взглядом. Я вдруг вспоминаю, как она касалась губами татуировки в виде кельтского узла у меня на груди (мы с братьями набили их в один день), и на мгновение ощущаю напряжение в паху.
– С голым торсом? – ее голос сух, как ветер в пустыне.
– Позволь мне помочь тебе.
– Ну и к кому же ты пришел? – насмешливо спрашивает она. – Уж не к жизнерадостной ли потаскушке с третьего этажа с голосом, как у дельфина?
– Боже мой! – восклицает Регина, влетая в комнату. Перепрыгивая с ноги на ногу, она вручает мне забытую рубашку. – Какая гадость!
Мия скрещивает руки на груди.
– Ты до ужаса предсказуем, Каллахан.
Неужели на мгновение на ее лице мелькнуло выражение боли? Или мне попросту показалось? Я натягиваю рубашку и бреду по холодной воде. Чуть не спотыкаюсь, но ухитряюсь удержать равновесие, схватившись за кровать. Мне на лицо шлепается большая капля.
– Давай я помогу тебе вынести вещи?
– Слава богу, потоп случился не на моем этаже! – радуется Регина.
– Это уж точно! Не помешал вам потрахаться, – огрызается Мия.
Регина молча моргает. Еще до того, как она успевает придумать ответ, я говорю:
– Регина, можешь позвонить в управляющую компанию и попросить, чтобы в здании общежития перекрыли воду?
– Но…
Я сжимаю ее руку.
– Я буду очень тебе благодарен.
– Я оставила телефон наверху. – Она хлопает ресницами.
Я одариваю ее самой лучезарной из своих улыбок, от которой дамочки постарше обычно начинают глупо хихикать, а мои ровесницы – придумывать, как бы затащить меня в постель.
– Прошу тебя.
Регина подается вперед и, погладив подбородок, целует меня в губы. И даже слегка прикусывает губу – собственнический жест.
– Для тебя что угодно, Себастьян. – Прежде чем уйти, она бросает взгляд на Мию и добавляет: – Это так благородно с твоей стороны – помочь одинокой девушке в беде. Надеюсь, это не займет много времени.
Мия выглядит так, будто перебирает в уме способы наиболее мучительного убийства Регины. Снова скалится. Но как только мы остаемся наедине, принимается нервно покусывать ногти: видимо, жалеет, что так неразумно вышла из себя, потеряв лицо.
– Твою мать! – Ее голос срывается. – Что же мне делать?
Я смотрю на вещи в воде: красивая черная куртка на шелковой подкладке, которую я совсем недавно с нежностью снимал с плеч Мии, без сомнения, безвозвратно испорчена.
– Как я уже сказал, для начала давай уберем все это барахло отсюда. У меня с собой спортивная сумка – кое-что туда поместится.