– Снимем квартиру на окраине, – резюмировала Янка. – Там никто не удивится лопатам. И до поместья ближе, и столовкой не пахнет. Я надеюсь.

Насчет квартиры Янка погорячилась. В славном городе Энске квартиры были только в центре и около стекольного завода. Все остальное – частный сектор.

Надо сказать, что частный сектор поблизости от усадьбы Преображенских – вообще отдельная история. Изначально там была деревня. В советские годы Энск разросся, городская улица добралась до самой деревни, и в точном соответствии с программой партии граница между городом и деревней перестала существовать.

Так и было годов этак до двухтысячных, когда весь Энск больше всего походил на запущенную деревню: двух-трех-этажный старый центр, несколько десятков четырехэтажных заводских домов барачного типа и домики-домики-домики. Если вы были в маленьких провинциальных городках, то точно знаете, как все это выглядит.

Выглядело до недавнего времени.

То ли мэр оказался фанатом своего дела, то ли у него кореша в Минфине. Уж не знаю каким образом, но он сумел привести в порядок центральные улицы, реставрировать старинный монастырь и разрекламировать Энск как центр регионального туризма. За что ему честь и хвала.

Так вот, о границе между городом и деревней. Она была. Причем настолько явная, что мы вместе с Янкиным джипом в нее чуть не провалились. Потому что асфальтированная улица была-была – и прекратилась. Ровнехонько под дорожным знаком «конец города Энска» (ну знаете, когда название города перечеркнуто), этаким новеньким и блестящим знаком. А в двадцати метрах за ним скрипел на ветру ржавый, покосившийся антиквариат.

«Колхоз имени 10 годовщины Великой Октябрьской Революции» – гордо сообщал антиквариат.

По «улице» сразу и было видно, что дальше – колхоз, причем зомби-колхоз. Грунтовка в колдобинах, в колдобинах лужи, в лужах свиньи. По левой стороне «улицы» сельпо с закрашенным окошком и покосившейся вывеской «Продукты», пустые ящики у входа, компания алкашей на ящиках.

И мы – чуть не доезжая до сельпо, посреди лужи, и недоуменно хрюкающая на нас свинья, которая в эту лужу собиралась залечь.

– Миргород, твою ж гармошку, – высказалась Янка по поводу местных пейзажей.

– Уверена, что нам сюда?

– Уверена! Не переться же через весь город с лопатами и чемоданом.

– Ладно. Тогда пошли на разведку.

Джип Янка припарковала около сельпо, под мутными взглядами трех алкашей, по типажам – вылитые Трус, Бывалый и Балбес.

– Тю-у, красопеты! – обозвал нас красотками на местном наречии Балбес.

– Валька ушла на обед, – лениво сообщил Бывалый. – Чо вы тута забыли?

– Небось из энтих, столичных артистов, – прокомментировал Трус, ковыряясь палочкой в зубах.

– Янка, молчать, – прошипела я, видя, что сестрица собралась открыть рот. Лучше не надо, дипломатия – не ее конек. – Добрый вечер, уважаемые. Скажите, где бы нам снять комнату?

– Так отель жа, – махнул рукой Бывалый. – Проехали вы, девки.

– Нам не отель, нам комнату. Здесь, – я для убедительности показала на улицу с разномастными заборчиками.

– Ну баб Клава сдает, вона, зеленый забор с дырой, – наморщив лоб, выдал Трус.

– Спасибо, – кивнула я, локтем отпихивая Янку обратно к машине.

– Спасибо не булькает, – со знанием дела заявил Бывалый.

– Мы б за вашим джипом-то присмотрели. Тут эта, глаз да глаз нужон, – добавил Балбес. – Пацаны балуют.

– Да чо ты девок в заблуждению вводишь! – влез Бывалый. – У Тренера не забалуешь. Строем ходют пацаны!

Балбес обругал приятеля и сплюнул под ноги, а Бывалый с гордостью продолжил:

– Правильный мужик Тренер. – Он указал на одинокий баннер, присобаченный к стволу древней липы. – Клуб организовал, за пацанвой присматривает. Кореш мой!