Спустя какое-то время наступила тишина, нарушаемая лишь жужжанием ламп в коридоре. Артём заставил себя открыть глаза, но всё ещё боялся, что увидит перед собой нечто.

Комната была пуста.

Он медленно встал, повернулся к двери, и увидел, что посередине двери есть глазок.

Что? Вы издеваетесь?

Обычный глазок, кои есть в доброй тысяче входных дверей. Артём знал – глазок не может быть здесь. В больнице не ставят глазки в двери палат или кабинетов. Реальность стала понемногу выкарабкиваться из-под трясущихся ног, мир вокруг становился всё больше похожим на сон.

Либо на ад.

В ещё не остывший мозг влетела мысль: что будет, если подойти и заглянуть? Что или кого он увидит перед дверью? Артём не решился на этот шаг. Дверь закрыта, он в безопасности.

За спиной раздался щелчок и тёмное помещение окатила волна дрожащего света. В воздухе послышалось жужжание, чем-то похожее на гудение проводов на высоковольтных вышках. Артём обернулся – на маленькой, квадратной тумбочке стояла включенная настольная лампа. Рядом с ней стояла фотография в деревянной рамочке и чистый обрывок тетрадного листа.

Артём трясущейся рукой взял фотографию, оттёр губы рукой и прошептал:

– Лиза?

Как она здесь оказалась?

На фотографии была изображена девочка в джинсовом комбинезоне, лет десяти-двенадцати. Она широко улыбалась, демонстрируя грязную, растопыренную пятерню.

– Лиза… – снова прошептал Артём, поглаживая фотографию пальцем. – О боже…

Она лежала на кровати, выдавливая из себя жалкое подобие улыбки. Спутанные волосы цвета спелой пшеницы укрыли всю подушку, немного свисая с кровати. Артём сидел на краю, рассказывая о прошедшем дне. Изредка он поглаживал её по щеке, и тогда в глазах девочки зажигался радостный огонёк.

Голоса снова вернулись. Они врезались Артёму в мозг, буря его тонким сверлом.

– Ты избавился от неё! – кричали голоса. – Избавился, словно от ненужного хлама!

Артём даже не дрогнул. Он сжал пальцами край деревянной рамки и прошептал в пустоту комнаты:

Конец ознакомительного фрагмента.