Что-то было не так. Артём чувствовал это кожей.

Пол покрыт многолетней пылью и грязью, повсюду валяются какие-то бумаги, пустые бутылки, использованные шприцы, пакеты и прочий мусор. Обои в коричнево-ржавых пятнах и чёрной плесени – в некоторых местах они попросту свисают большими лоскутами или бахромистыми лохмотьями.

Что стало с моей квартирой? Сколько я проспал? Какого чёрта?!

Напротив его кровати стояла ещё одна такая же кровать. На ней лежал человек, повернувшись лицом к стене. Артём был готов поклясться, что дома он был один, когда засыпал… Когда он засыпал? И в своём ли?..

Где я, чёрт возьми?

…Он не мог ничего вспомнить. Будто он пропустил несколько дней, за которые его привычная квартира из гадкого холостяцкого утёнка преобразилась в ещё более гадкое, зловещее место.

Это не мой дом. Что со мной произошло?

Артём бросил свой взгляд на столик у кровати. На нём лежала записка. Артём взял листок – в сумраке он не разглядел, как часть пыли, покрывающая записку, просыпалась на стол и кровать, а другая часть – превратилась в облачко, щекочущее нос, – и повернул к лунному свету. Прочитав, Артём чуть не выронил записку из трясущихся рук. На тетрадном листе бумаги кто-то карандашом по-детски вывел большими, жирными буквами надпись:

ВСТАВАЙ! ОНИ ИДУТ.

С левой стороны послышался грохот и звяканье. Гардина, на которой висел огрызок занавески, слетела с креплений и упала. Человек, лежащий на кровати, вздрогнул и застонал, сжавшись всем телом. Дверь в палате с громким скрипом открылась, на пол пролился мигающий свет. Артём замер, уставившись на неё.

Они идут…

Кто это «они»? И что происходит? – подумал он, пытаясь успокоить содрогающиеся руки и колотящееся сердце.

Никто не вошёл.

Артём глубоко вдохнул и с шумом выдохнул. Человек на кровати снова испуганно застонал.

– Эй, там кто-то есть? – спросил шёпотом Артём, а затем чуть громче, – Мне нужна помощь! Эй!

Ему никто не отозвался, и лишь человек на кровати резко дёрнулся и поджал к себе колени.

Артём снова повернул к окну записку и стал разглядывать буквы. Они были написаны явно второпях, линии букв по несколько раз черкали неаккуратными кривыми штрихами. Внизу была ещё надпись.

«Выходи из комнаты, скорей».

Что-то тревожное было в этих словах, выведенными словно рукой ребёнка.

Босые ноги коснулись холодного, грязного пола, и от этого начало ломить ступни. Никакой обуви поблизости не оказалось.

– Эй, сколько я проспал? – спросил он у человека на кровати. – И что случилось? Где все?

Человек сжался ещё сильнее, ничего не ответив. Артём подошёл поближе.

– Ты чего там? Эй, что с тобой… – начал он, коснувшись плеча человека на кровати, и тот обернулся к нему.

От того, что Артём увидел, он испуганно вскрикнул на вдохе – звук был больше похож на скулёж, нежели на крик, – попятился назад и наступил в лужу тёмной жидкости. Нога скользнула по кафельной плитке, сустав в лодыжке неестественно прогнулся, и он упал на бок, навалившись всем весом на подвернувшуюся ногу, чуть не сломав бедро. Но боли в лодыжке и бедре почувствовать не успел, так как приложился виском о грязный кафель, и в глазах вспыхнули десятки искр. В ушах зазвенело, но ужас всё равно не отступил. Артём поднял голову и с широко раскрытыми глазами смотрел на человека, который так напугал его. Челюсть отвисла, словно на шарнирах, и он не издал ни звук и не шелохнулся, пока человеческая фигура поднималась, терзая его болезненным взглядом.

Когда Артём пришёл в себя, то понял, что перед ним, на кровати, сидит женщина, бритая на лысо. Её губы были перетянуты крупными, но частыми и тугими стяжками ниток, которые образовывали мерзкий, кривой шов. Выше и ниже губ были сочащиеся гноем, очерченные тёмными ореолами дырочки, в которые, словно переплетающиеся змеи, заползали нитки. Если бы в палате был свет, то Артём разглядел бы, что её губы сине-жёлтого цвета, как и само болезненное лицо.