Первое в жизни видение настигло Алайю в дороге. Она сидела на передке повозки рядом с отцом и наблюдала за полётом орла. Помнила, как отец произнёс:

– Налево летит – не к добру…

А мать сердито оборвала его:

– Ты не гадатель, вот и не гадай, – и добавила что-то ещё, но Алайя не слышала, что.

В глазах у неё потемнело. Орёл из чёрной чёрточки на синем превратился в красную чёрточку на сером. Красная чёрточка расплылась и стала лужей крови, разлившейся по каменному парапету городской стены. В ушах раздался невыносимо громкий шум. Замелькали образы незнакомых людей, потом она увидела Вилеанта, только не сразу узнала его, таким он стал некрасивым в разрубленном панцире, с растрёпанными волосами, весь покрытый ранами.

Какой-то северянин перепрыгнул через парапет стены и набросился на Вилеанта. Тот отразил меч противника, ударил сам – северянин закрылся щитом. Тогда Вилеант пнул его в щит, опрокинул и собирался уже добить, но тут другой враг перебрался через стену у него за спиной и вонзил меч под лопатку. Брат страшно закричал, развернулся, широко махнув клинком, и вскрыл горло тому, кто его ранил. Между тем на стене появлялось всё больше и больше врагов…

Да ведь брат один на стене! – сообразила Алайя. Она знала это так же точно, как то, что убийцу брата зовут Ананкий, что он двоежёнец и бывший вор и страшно зол на тиртян за рану, полученную в первом походе, – теперь у него часто ломит плечо.

«Беги, брат, беги!» – хотела крикнуть она, но горло не слушалось. Она пыталась отвести глаза, чтобы не видеть, как Вилеанта рубят сразу три человека, но у неё не получилось.

Лишь гораздо позже она научилась управлять магическим зрением.

На юге дела у отца не заладились. Семья разорилась. За долги Алайю, уже четырнадцатилетнюю, должны были продать в публичный дом. Узнав об этом, она сбежала.

Чтобы выжить, ей всё же пришлось сойтись с мужчинами, и довольно скоро. Она утешала себя тем, что, по крайней мере, делает это по собственной воле, хотя, конечно, по собственной воле она могла позволить себе сделать только одно – умереть от голода.

Дар мистического зрения не столько помогал, сколько мешал жить. Он проявлялся нежданно и не всегда в нужное время. Алайя могла увидеть кусочки чужой памяти, но далеко не каждый раз ей удавалось правильно истолковать увиденное. В голове становилось тесно от непонятных и ненужных знаний.

Она слыла чудаковатой и, наверное, её ждало сумасшествие. Но однажды всё переменилось.

Алайе начали сниться странные, но чудесно правдоподобные сны, в которых она бродила по незнакомому городу, заброшенному, но всё равно прекрасному. В небе над ним вместо солнца парил золотой орёл. Иногда его перья были нестерпимо яркими, иногда тускнели, и тогда его удавалось рассмотреть.

Город был огромен, в нём было пусто и мрачно, и очень ярко снились гулкие звуки эха. В нём жили призраки, но Алайе нисколько не было страшно. Только в этих снах она чувствовала себя спокойно.

Город назывался Филатр. Славу в древнем мире он приобрёл из-за культа богини любви – Филии, от которой получил своё имя. Прежде носил он и другие имена, которые теперь забылись.

Но для призраков это не имело значения. Они были равнодушны ко всем богам. Филатр был для них сокровищницей древних знаний, которую они сами пополняли при жизни. Великие мудрецы, маги и чародеи всего света приезжали сюда. А теперь только их бесплотные тени витали между мёртвых стен, бессильные сдвинуть с места даже пылинку.

– Научите меня, – просила их Алайя. – Я хочу стать сильной. Самой сильной!

Призракам нравилось её пылкое желание. Однако они не спешили её обнадёжить.