Вестибюль наполнялся людьми, разговорами, шелестом костюмов, юбок, бумаг, а Григорий даже не заметил этого. За годы привык не замечать повседневных вещей, лиц и блеска. Его голова была занята совсем другим. Не упустил ли он какой-нибудь мелочи, какого-нибудь незаметного нюанса, скрытого от разумности, взора. Потянут и распутают клубок гадостей. Они в этом мастера. Он постоял и подумал.

Гадостями Гриша не увлекался.

«Хвостов нет. Ни малейшей зацепки», – зашёл он в лифт.

В данный момент Оксана любовалась облаками. Подумав о ней, Григорий будто согрелся, расслабился в тепле её объятий. Холод здания отступил, льды атмосферы растаяли. Куда не глянь важность, и деловитость режет глаз. Отступили и сомнения. Никакого большого секрета в этом нет. Настоящее само по себе способно творить с людьми чудеса, самые обыкновенные и простые, необходимые людям. Подпитывать энергией и силой. Гриша убеждался в этом сам.

Его квартирку сейчас усердно шмонают в поисках компромата, которого нет. Найдут десятку штук евро, папку с бумагами не имеющих цены, позолоченные часы. Богатство холостяка и затворника. Затем будут поджидать для последнего разговора. Ни до чего не докопаются, он продумал каждый шаг.

«Всё будет нормально», – успокаивал он себя.

Лифт поднял Григория на седьмой этаж. Дверцы тихо разъехались, и он шагнул в коридор. За спиной зашушукали, рук не протягивали, вздёргивая с гордыней носы, косились, а буквально на днях чуть ли не кланялись в ножки. Теперь это их дело.

«Какая прекрасная фраза: „Их дело“. Она прекрасная, да!», – радостно подумал Григорий, ничем не выразив этого внешне.

Для всех он выглядел расстроенным, бледным и подавленным.

Дверь приёмной. Секретарши на месте не было, на её столе трезвонил телефон. Григорий вошёл в кабинет и закрыл за собой дверь.

«Два часа и баста, – подумал он. – А далее… Далее по расписанию».

Беги Гена, беги.

«Почти год бегаю, скрываюсь. От собственного кэша мне не убежать. В детстве читал сказочку о наглой, развязанной тени, которая сбежала от какого-то аутсайдера, но вот возможно ли сделать наоборот. Думается, что нет. Эх… Была бы у меня такая возможность. А у меня, её нет и взяться ей неоткуда. В чудеса я не верю. Так что… беги, беги Гена и не оглядывайся», – размышлял он.

Привычка дело хорошее, но в его случае это становится образом, стилем жизни. Не потому, что он сам так хотел. Нет. Совершил ошибку вот и бегает. Прячется.

Инной раз, подумает:

«И от чего же я бегаю?».

От властей, страха, который по существу уничтожил жизнь. Ту жизнь, каким-то невероятным образом всё ещё не покинувшую скитальца, обречённого вынужденно скрываться до конца своих дней. Или себя самого, способного на жестокость. Месть. Что же хуже? Не один ли чёрт. Бегать придётся в любом случае. Шкурный вопрос.

«Ты вот вроде бы и на одном месте, а внутри тебя такая кутерьма, что за минуту можешь побывать в разных частях света, даже не заметив этого. Таково уж свойство ума, будь оно неладно», – Гена вытерся полотенцем и вернул его на место.

Посмотрев на своё отражение в зеркале, он недовольно поморщился и вышел из ванной, оказавшись в узком коридоре гостиничного номера.

Очень громко сказано о когда-то переделанной общаге, но местечко как раз для таких как он. Никаких лишних вопросов. Сутки и отчаливай.

«Если уж и рассказать о непосредственном действии, прикидываться научился. Жить захочешь, не только этому научишься. Бегать и прыгать будешь. Понадобится, афишей на столбе станешь», – вытянув руку, он щёлкнул клавишей выключателя.

Гена обитал в похожем клоповнике ровно пятилетку. В нём же познал близость с женщиной, скоростное чтение чьих-то каракуль и обрёл дружков собутыльников. Стены и двери другие, но он по-прежнему холост. Ничего не изменилось. Умеренная умственная и физическая работа, скучные, одинокие вечера.