7

«Снаружи дует сильный ветер. Он свистит сквозь щель в палатке. Разбудила нас болтовня индейцев, шумно жарящих на завтрак лепешки из кукурузной муки. Мне приснилось, как незнакомая девушка забралась мне на грудь, и поцеловала меня, во рту остался горьковатый металлический привкус».*


*Варианты этого текста:

/

Мне снилась девушка со светлыми волосами, которая подожгла мои письма к ней, перетянутые тонкой тесьмой, и шла по песку в темноте, отпугивая горящей бумагой стаю собак.

/

Мне снилось, как незнакомая девушка поцеловала меня, передавая во рту монету, и я ощутил, как, плавясь, она заполняет мое горло и легкие>I.


>IЗдесь же короткая заметка:

(красные чернила) «Изменил сон в начале. Мне кажется, теперь больше похоже на сон, который мог бы кому-то присниться».


8

«Я высвободил руку из-под ее теплого живота, без звука расстегнул змейку на входе, и картину, которую образовал проем, пересекла лиса. Индейцы стоят в дыму вокруг костра. На мятых листьях лежит корка льда и воздух морозный. Вода блестит позади черных деревьев. Я обнялся со всеми».


9

«Взял блокнот, чтобы записать, что руки расцарапаны о кусты и камни, на пальцах ожоги и порезы, но увидел, что раны давно зажили, а на запястьях браслеты из цветных ниток. Кто-то осторожно надкусил обложку в уголке. Глупые лисы*».


*Насколько нам известно, это выдуманная деталь, на обложке дневника нет никаких следов от укуса.


10

«Диана порой ласково целует меня в шею, и когда мы идем вдоль берега, держится за меня, как слепая. А иной раз резко шутит, говорит без лишних слов, твердая, словно промерзшая земля, и вдруг смеется так искренне, радуется всяким птицам. Диана называет меня гордо, толстячком и злится, но уже реже».


11

«Она всякий раз спрашивает, все ли в порядке, когда я молчу. Я не отвечаю, и радуюсь каждой минуте, когда могу побыть один. А по утрам, пока она спит, забираюсь повыше, чтобы почистить зубы с видом на цепь вулканов, встаю в позу собаки, и потом мы завтракаем».


12

«Диана научила меня заваривать зеленый огонь, разводить костер, ставить палатку на сильном ветру, шутить по-испански, плести браслеты. С ней я всегда начеку, я ее компаньон. Она все время торопит меня жестом, щелчком пальцев, мол, алло, атенсьон, и я все делаю молча».


13

«Я сидел на коряге у воды, смотрел на бегущие по воде следы от ветра. Бледное солнце проглядывало сквозь дымку и открывало в глубине то желтые, то темные полосы. Я мыл оставшуюся с ужина посуду онемевшими пальцами. Закончив, я увидел, как на поверхности отразилось не мое лицо. Смуглое, с густой бородой и узкими глазами, лицо чилийца*. Пришлось повозиться, чтобы смыть налет копоти от костра. Я решил заварить зеленый огонь для Дианы, которая уже проснулась и чинила палатку, но сперва разденусь и прыгну в отражение горных вершин и неба с ястребами. В холодном озере больное колено не так сильно ноет».


*Этот мотив появляется в конце этой интерлюдии в «Бумажном тумане», только там Диана меняет внешность, позволяя отблескам костра превращать ее лицо в лица разных женщин. Неизвестно, является ли это случайной деталью здесь, но по сюжету главы, не вошедшей в книгу, и начинающейся после сцены с костром, (см. интерлюдия IV (29)) герой замаскировался под одного из «индейцев», а тот, кто пишет эти заметки, это другой человек.

Не стоит искать в этом превращении логики, в «Бумажном тумане» подобные вещи проникают вглубь самого текста, реальность меняется незамедлительно, в зависимости от нашей интерпретации. То есть заметки можно прочесть так, как если бы их писал «гринго», но, знание секрета придает им другой смысл. Поэтому автор дневника, собираясь написать об ожогах и порезах на руках (9), обнаруживает, что это руки