Александр За – ков, 1960 года рождения: «В моем детстве все дети были счастливы. Потому что все мальчишки и девчонки Советского Союза жили интересно. Мы знали, что живем в самой сильной державе мира. И мы стремились помогать ей. Собирали металлолом, макулатуру, черствый хлеб. Ходили по дворам, квартирам, стучались в двери, ворота, кричали за заборы: «Здравствуйте! Мы – пионеры! У вас есть старые журналы и газеты?»

Весь день мы пропадали во дворе, а дома торчать не любили. Нам было интереснее в компании сверстников, в коллективе, там формировался наш характер, основанный на равноправии и справедливости. Терпеть не могли тех, кто задается и выпячивает себя, выскочек всегда наказывали – кого словами, а кого – подзатыльником. С десяти лет я стал посещать Дом пионеров, судомодельный кружок. Мы строили небольшие модели кораблей и подводных лодок и спускали их на воду. Устраивали соревнования.

Что за удивительная атмосфера была в Доме пионеров! Все ребята занимались делом – строгали, выпиливали, клеили. Повсюду в мастерской были стружка, наждачная бумага, запахи дерева, морилки, клея. Мы учились читать чертежи и думать и рассуждать как конструкторы. Никто не забивал себе голову глупостями. Чтобы получше одеться и повкуснее поесть ни у кого из нас и в мыслях не было. Одеты были просто, без причуд, многие носили школьную форму и обычные кеды. Кушали то, что давали в столовой и дома, не привередничали, и хотя, конечно, все мы мечтали о сладостях – о пирожных, конфетах, сладких фруктах, болезненной тяги к ним ни у кого не припомню. Можно сказать, мы умели себя сдерживать. Не хныкали, не впадали в уныние, а наоборот, ходили веселые, держались всегда уверенно.

Конечно, бывали ребята, у которых родители занимали высокие должности или часто ездили в командировки, и они, эти ребята, одевались получше, чем мы, дети обыкновенных тружеников с заводов, фабрик и других предприятий. Они приходили в новых ботинках и костюмах, у них были яркие свитера, куртки, шапки. У них были даже перчатки, а не варежки. Но все зависело от нас, от сплоченного школьного или дворового коллектива, то есть мы могли сделать так, что даже в новой и красивой одежде тот или иной паренек или девчонка чувствовали себя неуютно. Мы их высмеивали. Называли светофорами, павлинами, буржуями. О том, чтобы принять их в игру, не могло быть и речи. И тогда, видя такое всеобщее презрение, разодетые ребята бежали домой и надевали простую одежду. И я считаю, что мы действовали справедливо. Нам и в школе давали такие же наставления: не стремитесь надевать что-либо яркое или новое, а будет лучше, если вы оденетесь просто, но аккуратно. Тут подштопайте, там подшейте. И мы так и делали. И были довольны!

Осенью, зимой и весной меня с трудом загоняли домой. Мама кричала из окна: «Саша! Са-ша! А ну, иди скорее домой, неслух! Сколько можно звать!» А я делал вид, что не слышу. Так хорошо, так здорово мне было во дворе среди таких же советских ребят, как я! Потом я, естественно, подчинялся и неохотно плелся в свой подъезд. И все остальные ребята тоже плелись неохотно. Дома я делал уроки, помогал маме и папе в домашних делах, или младшей сестре – она каждую неделю оформляла школьную стенгазету. А мечты мои были о лете! Я словно молился: «Приди, лето! Приди скорее!» Потому что летом меня всегда отправляли в деревню, на три месяца. Для меня это была поездка в рай. В деревне жила тетя моей матери, и бабушка – мама тети. Бабушка была очень старая, с прошлого века, выходила только на крыльцо. А я прыгал с крыльца в лопухи, как в озеро! Вообще, я резвился в деревне так, чтобы хватило на весь год, до следующего лета.