Откуда он вообще может знать, что меня давно туда зазывают на работу?! Тем более я им не давала согласия, и она первые вышли на меня!

– И кроме того, – вдруг очень холодно и жёстко смотрит он на меня.

Встаёт со своего места и медленно подходит ко мне, словно решаясь на что-то.

И плюхает у меня перед носом пачку бумаг.

– Аделаида Семёновна, посмотрите, это ваша подпись? – указывает он своим тонким ухоженным пальцем на синюю закорючку.

У меня всё расплывается перед глазами.

– Подпись моя, – еле выдавливаю я из себя. – А бумаги – нет.

– И как же такое может быть, а? – покачивается он надо мной всем своим высоким подтянутым телом.

И ледяной холод окатывает меня с головой.

– Как ваша подпись вообще могла оказаться на акте закупок дополнительных препаратов для эпидуральной анестезии? – слышу я голос где-от надо мной, а у самой перед глазами расплываются строчки со словами фентанил, морфин, клофелин…

– Я не знаю… – поднимаю я глаза на главврача. – Но я же всегда ставлю свою подпись в закупках лекарств, но здесь, без согласования с вами, такие сильные препараты, я просто не могла…

– Вот именно, не могли, – усаживается он напротив.

Совсем рядом.

Но теперь его близость не вызывает во мне обычный трепет.

Моя голова раскалывается.

Здесь должна быть какая-то ошибка…

Кладёт руку на мою ладонь, и я поднимаю глаза на Вершинина.

– Теперь вы понимаете, что при всём моём желании я не смог бы вас назначить заведующей отделением, – смотрит он на меня.

Изучает.

Не верит больше мне.

– Но я не смогла бы так поступить с вами! – чуть ли не со слезами в голосе восклицаю я. – Разве вы мне не верите?!

– Мне очень хотелось бы верить вам, Аделаида Семёновна, – с нажимом произносит он. – Но откуда тогда ваше внезапное желание уволиться? Именно сегодня? – сверлит он меня взглядом.

«Да потому что я отдала тебе лучшие годы своей жизни и карьеры!» – хочется крикнуть мне в его лицо, но я лишь сдержанно отвечаю:

– Потому что я думаю, что в наших профессиональных отношениях пора поставить точку. Мы больше ничего не сможет дать друг другу. Пора двигаться дальше, – спокойно отвечаю я, хотя внутри всё переворачивается от этих слов.

Такие слова обычно говорят любовнику при расставании, а не своему начальнику!

– К тому же, – вдруг решаюсь я выложить ему все карты на стол: – Я не просто так выбрала своей специализацией гинекологию. Я не просто так пришла работать к вам в клинику.

– И почему же? – поднимает удивлённо одну бровь Вершинин.

Знак крайней заинтересованности! Я так хорошо уже изучила его за эти годы.

– Да потому что у меня проблемы! – выпаливаю я.

Всё то, что копила в себе все эти годы. Всю свою жизнь.

Сапожник без сапог.

– Да потому что я не могу иметь детей, – понижаю я голос до шёпота, словно это что-то такое постыдное, в чём никому нельзя признаваться.

Хотя так оно и есть.

Ведь предназначение женщины – это дарить жизнь!

И я помогла это сделать тысячам женщин.

Но только не себе.

И моё сердце разрывается от тоски и боли.

– Я пришла к вам в клинику, потому что я очень-очень сильно надеялась когда-нибудь забеременеть, – выдавливаю я из себя сухие слова. – Но со временем потеряла надежду окончательно, понимаете? – смотрю я на своего босса.

Которого когда-то считала всесильным.

Но больше так не считаю.

И почему бы мне не заняться карьерой, если вокруг все только ей и занимаются?

– Ну хорошо, – вдруг медленно тянет Игорь Олегович, и я с удивлением смотрю на него.

Он согласился меня отпустить? Просто так? Вот так легко?!

– Я помогу вам. Я сделаю вам ребёнка.

– Сделаете мне ребёнка? – переспрашиваю я.

Как-то это странно звучит…