– Мущщина…у вас…ээ…не найдется мелочи, ик, для ветерана…войныыы?

– Какой войны?

– Сааамой страшной!

Да если бы я даже хотел, а я не хочу, у меня нет с собой налички. Привык как-то пользоваться картами. Не знаю, как я со временем себя убедил в безотказности пластиковых карточек, но наличка в нашем доме почти сошла на нет. Я мотаю головой в стороны.

– У меня нет налички, извини.

Сажусь в машину. Резко мысль в голове – теперь и он меня проклянет? Ладно, посмотрю в кошельке, вдруг что-то есть. Нахожу десять долларов. Открываю окно машины. Мужчина уже отвернулся и начал отдаляться.

– Эй! Мужчина!

Ноль реакции.

– Ветеран!

Он оборачивается на меня.

– Я нашел! – Кричу я ему. – Подойди! Я нашел десятку!

Он подбегает с улыбкой на лице. Я вручаю ему бумажку.

– Спассибоо! Большшое!

Он отворачивается и уходит. А у меня почему-то становится легче на душе. Я никогда не был жадным. Скорее наоборот, денег я не жалел ни для кого из своего окружения. И пожертвовать мог бы всегда. Но это естественный процесс, ты не испытываешь при этом облегчения или радости. Это само по себе. А сейчас я действительно был рад. Как будто должен был это сделать. Посидел еще полминуты, наблюдая за удаляющимся ветераном. Ветераном ли? Какая разница. Жизнь у него точно не супер. Я завел двигатель. Хватит мыслей. Пора домой.

Доехал на удивление без происшествий, если не считать, что красные светофоры встречали меня на каждом перекрестке. Но в сложившейся ситуации, лучше уж постоять пару минут, ничего страшного. Я припарковал машину в гараж, нажал на пульте закрытие ставней и пошел к дому.

Во дворе дома меня встречают трое детей – мой сын Мэтью и двое соседских ребят, мальчик Джим десяти лет и девочка Агнес лет семи.

– Папа!

Бежит ко мне довольный. Замечательный ребенок. Я беру Мэтью подмышки, поднимаю и ставлю на землю.

– Привет, Мэтью. Играете?

– Да, мы играем в футбол. Джим один против нас с Агнес. Поможешь? Агнес пинает по своим воротам и смеется.

И я тоже смеюсь.

– Боюсь, так будет нечестно, и добавляю шепотом: «Мы же в сухую выиграем его». – Мэтью хохочет. – А мама дома?

– Да, она готовит еду.

– Пойду проверю ее, иди играй.

Мэтью убегает вприпрыжку. Смотрю на него не без восхищения. Обожаю его. Стою еще с полминуты, смотрю как дети играют, потом отправляюсь домой. Слышу, как на кухне вовсю гремит посуда.

– Где любимая жена?

– Привет, я на кухне.

В прихожей справа располагается стойка для обуви, но сегодня она мне не понадобится. Я снимаю ботинки. На одном из них в области пятки раскрылась крокодиловая пасть. Вряд ли я еще когда-то ими воспользуюсь. Так, надо помыть руки. Иду в ванную комнату, по пути закидывая ботинки в мусорное ведро.

Я подхожу к раковине и поднимаю взгляд на зеркало. Поверх зеркала ползет жирный коричневый паук. Извини, друг, но в моем доме не будет пауков. Резко хлопаю по букашке, затем смываю его в раковину. Что это? На стене осталась небольшая трещина. Очень странно, я же даже не сильно ударил… Смотрю снова в зеркало. Голубые глаза выглядят уставшими, мешки под глазами от постоянных кошмаров и недостатка сна. Надо бы начать высыпаться. Среди светлой шевелюры все равно виднеются седые волосы, их никуда не денешь. Густая борода указывает на то, что я не брился уже месяца два или три, а может и полгода. Но так как будто даже лучше. Ладно, все будет хорошо. Всегда все будет хорошо. Мою руки, умываю лицо и выхожу.

На кухне стоит Николь. Сам я максимально среднего роста, но эта девушка просто малышка. Худенькая девочка до сих пор умудряется выглядеть на восемнадцать лет, ну максимум двадцать, хотя ей уже тридцать два. Русые волосы, глаза цвета золота. Таких глаз я никогда не встречал за всю свою жизнь. Несмотря на это, у Мэтью голубые глаза, как и у меня, хотя генетически светлые глаза должны были проиграть. Но я рад, что так случилось, все-таки отцы и дети давно избитая тема, а этот мальчик очень напоминает мне меня же.