Черт. Надеюсь я не улыбнулся сейчас. Это тупо, но это же было в детстве. И мне стыдно на самом деле, что я дрался в школе. И мне стыдно за ту ситуацию, как и за свое поведение. За то, что я не смог совладать с собой. Сейчас меня веселило именно слово «поджопник», потому я надеюсь, что у меня не было улыбки на лице. Да, это было жестко и жестоко. Но это точно не та ситуация, благодаря которой я смог бы стать убийцей, или считался бы плохим человеком.

– Я понял, что уже ничего не поделать с тем, что происходило, но вроде бы и драка не окончена, потому что вообще никаких действий от Томаса тогда не поступало. Он не бил в ответ, но и не падал на пол, чтобы сдаться. И тогда я подошел к нему сбоку, он так и продолжал стоять согнувшись, закрывая голову. Я ударил по этой голове кулаком сверху вниз. По затылку. После этого он упал на колени, а потом и на локти, уперся лбом в школьный пол и стал отползать к стене, в угол. Я не стал его запинывать или бить дальше руками. Я просто пошел в туалет отмывать кровь от рубашки. А он так и сидел там, пока я не ушел. Но на следующем уроке он появился. Весь красный, как помидор, но он сидел в классе. Тихонько, за последней партой, не думая уходить домой после такого. Это было странно.

– Как бы вы оценили свои действия?

– Ужасно. Сейчас. Но тогда я был подростком, тогда мы все дрались. И это было важно. Если ты дашь себя в обиду хоть раз, то будь готов, что это повторится. К сожалению, у нас было именно так.

– Вы хотели рассказать, как он выводил вас из себя.

– Да, я помню. Это было на следующий год. Мы сидели в классе. К нам в школу только что пришел новый преподаватель, не вспомню уже ее имени, но это был первый ее урок с нашим классом. Была примерно середина урока. Я сидел на первой парте, а позади меня расположился Томми. И он зачем-то начал пинать стул, на котором я сидел. Просто так, без причины. Я повернулся к нему и говорю: «Ты можешь перестать?». Молчание. Проходит секунд десять, он снова начинает пинать мой стул. Я говорю: «Ты тупой? Ты не понимаешь меня?». Опять молчание. Ровно десять секунд, и он делает то же самое, он опять пинает мой стул! Я поворачиваюсь снова и говорю: «Тебе мало было? Тебе каждый раз мало? Ты снова хочешь получить?», и он отвечает что-то вроде: «Давай, попробуй». Не знаю, что у него в голове. Может быть, за летние каникулы он стал крутым. Или он решил, что стал крутым. Я встаю с места, и он встает тоже. Я даю ему пощечину со словами: «Ты правда такой тупой?». И в этот раз он дает пощечину мне в ответ. Это или азарт, или я просто не мог поверить, что он позволил себе это сделать. Но я лично такого не терпел. Тогда я бью ему в челюсть, и он пятится назад. Потом замахивается на меня и пытается ударить, но я убираю его руку в сторону. И тогда он делает то, что делают огромное количество подростков непонятно зачем. Он опускает голову вниз, где-то на уровне моей подмышки, и просто хватает меня, пытаясь толкать. Раз уж он сам туда залез, я начинаю руками сжимать его шею, чтобы этот полоумный отстал от меня. Ребята начинают уже вскакивать со своих мест. Девочки кричат: «ПОЛ, ОТПУСТИ ЕГО!», и я просто поднимаю руки вверх, а он все стоит в той же самой позе. Тогда я им говорю: «Я его и не держу». И его вроде как отцепляют от меня. И все. А учитель просто стояла и смотрела с открытым ртом. Потом спросила наши фамилии, и этим все закончилось.

– Ты ведь понимаешь, что у Томаса были психологические проблемы? Или психические.

– Почему вы так решили?

– Это лишь поверхностный взгляд. Странные рисунки, невозможность сдержать собственные нервы, отчего приходится пинать чужие стулья. Возможно, он был просто неравнодушен к тебе.