– Да! То есть, нет! В смысле, что тебя гложет, брат? – зудящий звон кровожадных мыслей рассёк голос, на оценку которого сил у меня не оказалось. Энергии на то, чтобы усомниться, мне ли адресован вопрос, тоже не было, поэтому я ответил, высвободив краешек свернувшегося сознания: – Мысли о принцессе. Мы с ней были вместе, а потом… Лучше бы она оторвала мне башку.
– Дааа, брат. То есть, никак нет! В смысле, отставить соплежуйство! Знаю я таких принцесс – ради них мать родную продашь, а им всё мало, да всё не то и не так. Плюнь ты на эту принцессу. Я тебе говорю, плюнь, и всё как рукой снимет. Забудешь, как тебя звать! Нет. То есть, как её звать! Да!
Терять мне было нечего. Собрав немного слюны, я плюнул во внешнее пространство. Торчащий краешек сознания зафиксировал, как плевок, пролетев расстояние в пол-ладони, шлепнулся на раздувшееся фиолетово-чёрное тело одного из присосавшихся ко мне вампиров. Оплёванная насекомообразная мысль отвалилась, судорожно дёрнула членистыми лапками и замерла. Увидев это, её товарки прервали пиршество и испуганно запищали. Подбодренный успехом, я накопил столько слюны, сколько смог, и языком вытолкнул её через щель между передними зубами. Фонтанчик скудных брызг оросил спины дюжины мыслей, мгновенно убив их. Этого оказалось достаточно, чтобы остальные кровопийцы взвились в воздух и, кувыркаясь и сталкиваясь, помчались прочь.
– Спасибо, – поблагодарил я своего спасителя. К моему удивлению, силы восприятия, которые я считал бесповоротно высосанными, вновь заиграли упруго бугрящейся мускулатурой.
– Да, пустяки. Не за что. То есть, как будто я не понимаю. Так нам теперь что, ложиться да помирать, а? Нет, брат! То-то и оно! – воспользовавшись чудесным образом восстановившимися силами, я сфокусировал внимание на говорившем. Судя по низкому тембру надтреснутого голоса, смятым пыльным ботинкам чемоданного размера и грубым узловатым ладоням с пегими волосками на тыльной стороне, я осязал мужчину средних лет. Составить полный портрет собеседника мешало то обстоятельство, что над засаленным воротничком неочевидного цвета спецовки не было ничего, на чем я мог бы сконцентрироваться – голова отсутствовала напрочь.
– Это вас принцесса… так? – не желая показаться бестактным, я всё же не удержался от вопроса.
– Нет. То есть, да. В смысле, я сам этих принцесс и так, и эдак, и в хвост, и в гриву. Но ты сам знаешь, братишка, – до тех принцесс дойдет, когда пёс на горе свистнет. То есть, надо бы нам с тобой это дело отметить. Верно я говорю? А то ж, ещё бы! Нет, да, точно!
– Свистнет? – от слов безголового человека во мне щекотно шевельнулось и скрежетнуло чешуйками чувство близости к искомому следу. – Пёс со свистком находится на горе? Вы знаете, как добраться до этой горы?
– Да. Не… Ты чо мне голову морочишь? – голос утратил участливость и покрылся зудящей коркой воспалённого раздражения. – Пёс, свисток, гора – я тебе говорю, выпить надо!
– Но вы только что говорили…
– Я тебе – ты мне! – человек хрипло перебил мое обращение к его памяти. – У меня полтишок, у тебя полтишок – как раз соточка сложится, то что надо, всё по-братски. Понимаешь, братишка? Давай сюда полтишок, я мигом обернусь. Да-да-да, давай, то есть, полтишок, в смысле, не томи, братишка. Полтишок, полтишочек, полтишечку давай, выпьем, в смысле, отпразднуем, то есть. Полтишок, полтишочек, полтишечку…
Хрипя и хрустя коркой всё раздражённее и раздражённие, безголовое тело сделало шаг вперед, вытянуло руки и проворно схватило воздух над моей макушкой. Стой я, а не сиди на скамейке, в его ладонях оказалась бы моя шея. Удивительно. Сначала человек меня спасет, а потом пытается задушить. Или планировалось дружеское горлопожатие? Я присмотрелся к своим ощущениям и увидел, что не хочу искать ответ на этот вопрос так же, как и выяснять, что такое полтишок.