Она приняла решение. Встретилась с Мишей в парке, протянула ему обручальное кольцо, сказала, что сожалеет об отмене свадьбы, но уверена, что Миша очень скоро найдет девушку, которая его полюбит.

– Ты собираешься меня похоронить? – пошутил Миша.

– Ты не понимаешь, у меня гепатит, какая, к черту, из меня жена и мать, – устало сказала Варя.

– Самая лучшая! Я тебя, знаешь, как долго искал. Ты же мне обещала. Мы всегда будем вместе. А теперь ты хочешь меня бросить из-за какого-то «троглодита»?!

Так Миша прозвал гепатит.

И он засмеялся. И Варя засмеялась. И солнце светило ярко-ярко, ибо было всем ясно, что если два сердца любят друг друга, они могут всех и вся победить.

Если вы не жили в лихие девяностые на постсоветском пространстве, то, скорее всего, не знаете, кто такой Шеварднадзе. А он был самым главным в Грузии, то есть президентом. А мы соседняя с Грузией страна – Азербайджан.

Когда мы учились в пятом классе, самым большим приключением были отмененные занятия или приобретение чего-то запрещенного дома в школьном буфете.

В тот день первым уроком была математика. Учитель старательно нарисовала на доске дату сегодняшнего дня, мы открыли учебники и готовы были начать грызть гранит науки, как классная дверь приоткрылась, и вошедший дежурный на одном дыхании выпалил:

– Шеварднадзе приезжает. Всем срочно во двор.

Даже не дождавшись одобрения учителя, мы разом покинули классные комнаты и спустились вниз. Какие уроки, когда тут такое мероприятие. Конечно же, мы были готовы принести в жертву занятие встрече такого важного гостя.

В школьном дворе нас уже ждал второй дежурный с огромной охапкой гвоздик в руках. Каждому было велено взять по одной. Потом нас выстроили по классам и велели ждать. Чего? Конечно же, приезда Шеварднадзе. Только он, конечно же, даже и не собирался посещать нашу школу. Просто она находилась рядом с президентским аппаратом, и почтенные люди из этого аппарата решили, что так будет красивее. Только представьте себе: вы проезжаете на машине, а из окна сотни ребятишек машут вам гвоздиками. Мечта, а не жизнь.

Так мы простояли на холоде полтора часа. Половина школы, мне кажется, уже за это время перешла к оппозиции Грузии. Так как зуб на зуб не попадал, хотелось есть, пить и пойти в туалет. Некоторые из нас даже успели сойти с ума и говорили, что уж лучше бы урок математики, чем стояние на холоде.

Вскоре появился длинный поезд из черных машин. Из одной нам помахали рукой. Никто не ручается, что эта была рука самого Шеварднадзе, но, по крайней мере, это делает более или менее значимым наше время на холоде.

Только в моей семье никто до сих пор и не узнал, что целого Шеварднадзе я не видела никогда – только кисть его правой руки.

Катя с мамой жили вдвоем. Папа их бросил, когда ей был год.

А сейчас Кате восемь. Она учится во втором классе и каждый день после школы варит маме суп.

Иногда дни бывают веселые, и тогда мама надевает красивое платье, красится и готовит для Кати вкусные блюда, накрывает на стол льняную скатерть и даже зажигает свечи. Это самые любимые дни, так как они бывают очень редки. А все потому, что у Катиной мамы больное сердце, и его хватает только для того, чтобы ходить на работу. А вечерами, после школы, соскучившись по маме, Катя хочет с ней поиграть, но мама не может. Она укутывается в свою синюю шаль в красную полоску и спит. Получается, что мама обнимает не Катю, а шаль, и от этого Кате становится очень грустно. Она собирает своих кукол, рассаживает их на подоконнике и, наблюдая за прохожими на улице, мечтает о своем. Например, она выбирает, на какую женщину будет похожа, когда вырастет. Или выбирает ребенка, каким ей хотелось бы стать на мгновение. Но больше всего Кате хотелось бы, чтобы мама никогда не болела и чтобы врачи придумали такое лекарство, которое вылечило бы ее маму навсегда. Но чудес не было, и мама спасалась только корвалолом, валерьянкой и другими каплями для сердца. Их кухня словно была пропитана запахом этих лекарств и всегда, даже в веселые дни, напоминали Кате про болезнь.