– Детка, я помчала! – где-то рядом раздается голос Роксаны, и я вздрагиваю от неожиданности.

Она перегибается через спинку кресла и смачно целует меня в щеку. Я собираюсь возмутиться, но вижу большую спортивную сумку у нее за спиной, которая ну никак не сочетается с вечерним платьем.

– Ты все-таки домой? Точно?

– Да, – говорит не очень уверенно, но тут же отвлекает меня, как делает это всегда: – Я, кстати, случайно захватила твою кофточку. Ну ту, со стразами на воротнике…

– Случайно? – выгибаю бровь. Пусть наши вещи и перемешались на полках, меня не обманешь. Я точно знаю, когда Оксана врет. – Ту самую, которую ты у меня неделю просила?

– Представь? – она запрокидывает голову и смеется. – Надену на тусовку, можно? В понедельник постираю, во вторник верну.

– Окей, – не спорю, потому что волнует меня другое. – Она извинилась?

Я про маму Оксаны. У них очень странные отношения. С тех пор как родители Окси развелись, ее мать с завидной регулярностью срывается на ней, обвиняет во всех смертных грехах и гонит из дома. В остальное время она прекрасный образцовый родитель, но мне этого не понять. Я слишком часто видела слезы подруги, чтобы иначе воспринимать ситуацию.

– Нет, конечно, не извинилась, ты что? Скорее бы Ник признался мне в любви, – болтает Оксана все о том же. – Как всегда, сделала вид, что у нас все нормально, ничего не произошло, и спросила, что я буду на ужин. Спустя месяц молчания. Шла на рекорд. С другой стороны, у нее там Сатурн так неудачно стоит, что… короче, не могу ее винить. Ей сейчас по всем аспектам нужен второй шанс и прощение близких, понимаешь?

Э-э, нет и никогда не пойму, но эту дурь с картами и звездами не выбить из человека, который существует по законам астрологии лет с двенадцати.

Дольше всего Оксана жила у меня семь недель. И никому, кстати сказать, не мешала. У нас дома только рады были, что появился лишний рот, куда можно было сгружать еду, потому что мама с бабушкой всегда готовили в два раза больше, чем нужно.

– Окей, напиши, как доедешь, хорошо? Может, тебе такси вызвать? – спрашиваю я, потому что Оксана неплохо зарабатывает, но обожает экономить буквально на всем. И в кромешной темноте ездит на общественном транспорте, пока я за нее волнуюсь.

– Да нет, меня подкинут.

– Кто?

– Друг.

О, и ее улыбка означает, что это точно не просто друг.

– И этот друг не Ник?

Оксана снова заливисто смеется и еще раз целует меня. Затем разворачивается и уже делает пару шагов, когда бросает через плечо, что завтра скинет мне гороскоп на неделю.

Кажется, этот дождь никогда не закончится. Он начался неделю назад и все льет и льет, убаюкивая так, что глаза слипаются, стоит устроиться хоть сколько-нибудь удобно. Ненавижу сырость. В такую погоду хочется лежать под пледом, поставив на живот ноутбук, бесконечно менять детали в проектах, доводя те до совершенства, или строить в «Симс» шикарные особняки без дверей, чтобы потом наблюдать, как никто не может туда ни войти, ни выйти, а не это вот все.

Я едва не клюю носом. Заставляю себя не спать, но тело не слушается, и в какой-то момент карандаш все-таки выскальзывает из пальцев. Вздрогнув, я наклоняюсь, ощупываю пыльный ковер студии и забираюсь пальцами под кресло. А напоровшись на что-то мерзкое, мигом просыпаюсь.

– Фу, ну что за свиньи?

Я влезла в жвачку.

Спешу в туалет и, тщательно намылив руки, тру их изо всех сил после соприкосновения с чужими бактериями. Тру и изучаю свое отражение в залапанном зеркале. Видимо, я все-таки успела уснуть: на щеке остался отпечаток пружины альбома, одна стрелка стерлась, еще и глаза красные.