У меня нет слов. Потому что лучший момент моей жизни безобразно испорчен.

Голицын закрывает ноутбук, перед этим скинув проект на почту Зайца, прячет компьютер в сумку и… целует меня в щеку! Прямо на глазах у всех одногруппников, Зайца и Аполлонова.

– Пока, Санта-Анна, – рокочет он где-то у моего уха и, закинув сумку на плечо, уходит.

– Что за дурак! – рычу я, но мой гневный шепот тонет в гомоне, который поднимает группа. – Извините, я…

– Можете идти, – коротко произносит Аполлонов, потом поворачивается к Зайцу, отплачивая ему его же монетой. – Верно? Вопросов нет?

– Нет, – подтверждает профессор, смутившись явному уколу.

Я в ту же секунду вылетаю из аудитории, прижав к груди сумку и ноутбук. Пытаюсь продышать этот унизительный кошмар, когда…

– О, Анька, я успела? – Ко мне на всех парах летит Роксана. Ее черные волосы подлетают на каждом шагу. На них остатки афрокудрей не первой свежести, лицо наполовину скрыто черными очками, а под ними, уверена, следы вчерашнего праздника.

– Успела. Иди. Я записала тебя пятнадцатой по списку. Принимают пока восьмого или девятого.

– Все… – Она останавливается передо мной, чтобы спросить: – Все хорошо?

– Просто замечательно, – чересчур резко отвечаю я, потому что до сих пор не знаю, как объяснить Роксане, почему я продинамила ее клиента. За полночи так и не придумала оправданий, кроме «твой Голицын – засранец, а я трусиха, которая не сумела заставить себя вернуться в салон».

Я ее подвела. Впервые. Пусть она и заноза в заднице, но я искренне верю, что она бы меня никогда так не подставила.

– А, Роксана… – с трудом выдавливаю из себя.

– Слушай, и спасибо за Кокоса, – вдруг выдает она.

– Ко… коса? – Я даже заикаюсь.

– Ну, вчерашний клиент. Он позвонил, сказал, что выбрал третий вариант. В пятницу будем бить. Слушай, ты супер! Правда! Я бы такого не придумала. Перья, крылья… Это намного круче старомодных вензелей, которые обычно бьет себе этот мужик. Не представляю, как ты его уломала.

– И я… не представляю, – на автомате повторяю за Оксаной, соображая, кто все это устроил. И мне это ой как не нравится.

– Как точка, кстати?

– Взяли на практику. Несмотря на вмешательство… – я очень стараюсь контролировать растущую злость, – некоторых преступных элементов. Голицын опозорил меня перед всей аудиторией!

– Тебя? Да ладно. Зачем?

– Сама его спроси. Твой парень, ты и разбирайся! Иди уже! – раздраженно подгоняю ее, игнорируя поздравления.

Напряжена, потому что Роксана всегда была в курсе всех, даже самых незначительных событий моей жизни, а теперь впервые у меня появилась от нее тайна. И с кем! С Голицыным. Это же он выручил с клиентом? Потому что, если бы не он, подруга могла потерять клиента.

И что? Я ему теперь должна?

Три недели спустя я перебегаю дорогу на красный, накрыв голову сумкой и прячась от дождя. Интересно, затяжной ливень в первый день практики – это хороший знак или нет? Спросила бы своего личного астролога-таролога, но, несмотря на погоду, Роксана с утра пораньше умчалась на электричке в какую-то глухую даль: будет, по ее словам, тусоваться все выходные на чьей-то даче. Она обещала быть дома к понедельнику. И да, практика у нее проходит куда проще, чем у меня. То есть никак. Отчет она, видимо, напишет в последний день – выдумает данные для таблиц и нарисует на коленке несуществующие проекты. Печать получит по блату, а тройке будет вполне довольна. Иногда я, конечно, завидую подруге, которую больше всего в этой жизни волнует, как не пропустить ни одной крупной вечеринки за лето. Может быть, так и нужно вести себя в двадцать два?