Последнее я говорю уже в приступе самодовольства и позабыв о давящем грудь чувстве страха перед звездным статусом Андрея Григорьевича. Хотя, скорее всего, не стоит злить человека, который через пару часов озвучит, кого именно возьмет к себе на практику, но… Что сделано, то сделано.

Делаю глубокий вдох и протягиваю Аполлонову распечатанные таблицы.

– Я рассчитала смету на оба материала. Знаю, что это не входило в курсовую, но не смогла удержаться.

Он их не откладывает, а просматривает с особым вниманием. Читает строку за строкой, будто речь идет не о гипотетическом студенческом проекте, а о реальном здании. И…

– Гробы? – Он доходит до последней строки таблицы расчетов с газобетоном и смотрит на меня, приподняв брови. Последний пункт написан ручкой поверх таблицы.

И, судя по тому, что Андрей Григорьевич сжимает губы, чтобы не засмеяться, юмор он оценил.

– Ну… безопасность превыше всего, – опьяненная успехом, говорю я дерзко и смело. – Кирпич для данного проекта безопаснее. Так что мы не можем вычеркнуть из сметы… жизни людей. А вдруг… конструкция рухнет?

Повторяю его движение бровями и совершенно точно слышу красивый звонкий смех, который меня слегка завораживает. Аполлонов и правда смеется мне в ответ. А я смотрю на это явление, едва ли не как на восьмое чудо света. Слышу шепот за спиной и лишь тогда мотаю головой, чтобы прийти в себя.

– Убедили, – наконец заключает он, отдавая мне победу в споре. И не перестает таинственно улыбаться.

Не знала, что он вообще это умеет.

– Анечка, подписываю, – пропустив мимо ушей большую часть диалога, включается Заяц, который все это время передвигал драгоценные камушки в телефоне. Пока не проиграл. – Можете печатать.

Он выдает свой вердикт, а потом вдруг тушуется и косится на звездного гостя:

– А вы, Андрей Григорьевич, что скажете? – Заяц вечно делает вид, что забыл о существовании коллеги, и это почти всегда неловко.

Его, конечно же, задевает тот факт, что наш курсовой проект оказался в лапах другого (молодого выскочки) наставника, но я его даже понимаю. Заяц – прекрасный профессор, мастер своего дела, выдающийся архитектор и справедливый человек. И мне жаль его до безумия. Только я все равно не могу не признать того факта, что Зайцу на моей доске визуализации места не нашлось, а вот Аполлонов там есть.

– Вы уже определились с бюро? – Голос Андрея Григорьевича проникает в уши, но не доходит до мозга.

Я в состоянии аффекта после выступления.

– Что? – И, кажется, начинаю снова дрожать.

– Бюро. Практика. Я должен выбрать двоих – это часть моего контракта.

Аполлонов все еще придирчиво рассматривает проект, терпеливо ждет, пока оживет подвисший «Архикад»[5], и постукивает пальцами по столешнице.

– Я… нет. Я…

И где та дерзкая любительница кирпича? Уверенность в себе как ветром сдуло.

– Приглашаю вас к себе, если нет более выгодных предложений.

К себе… куда? Андрей Григорьевич… что? О! Стоп, это то, о чем я думаю? Это…

Чтобы не показаться совсем идиоткой, я молча киваю несколько раз и забываю поблагодарить Аполлонова, когда с громким топотом к преподавательскому столу с ноутбуком в руках спускается великан Голицын в черной кожаной куртке, которую пора бы спрятать в дальний угол до осени. Но чего только не сделаешь на радость поклонницам, которые пищат от его прикида! Какие жертвы во имя имиджа, чтоб его!

– Простите, что отвлекаю, но у меня возникли очень срочные дела. Вот проект, – тычет он Андрею Григорьевичу. – Вот дом. Тут солнечные батареи. Вот это место под парковку, здесь окна. Ну, вы поняли. И да, я использовал вот эти перекрытия. Ну и, разумеется,