Дольше стоять в дверях было бы неприлично. Надо вернуться, несмотря на душевное смятение. Хорнблауэр вошел в комнату и закрыл за собой дверь.

– В «Военно-морской хронике» будет неплохо выглядеть, что главнокомандующий провозгласил тост за молодую чету, – говорила миссис Мейсон. – Ну, Горацио, у некоторых ваших гостей пустые тарелки.

Хорнблауэр все еще пытался изображать радушного хозяина, когда увидел в дальнем конце комнаты озабоченное лицо трактирщика – только со второго раза стала понятна причина его появления. Он впустил в комнату нового рулевого со шлюпки «Отчаянного» – Хьюита. Тот был маленького роста, и Хорнблауэр сначала его не заметил. Нехватку роста Хьюит восполнял широченными плечами, а лицо его украшали великолепные черные бакенбарды, вошедшие недавно в моду у обитателей нижней палубы. С соломенной шляпой в руке он враскачку вошел в комнату и, козырнув, протянул Хорнблауэру записку. Адрес был написан рукою Буша – как положено, хотя и несколько старомодно: «Горацио Хорнблауэру, эсквайру, капитану и капитан-лейтенанту». Пока Хорнблауэр читал, собравшиеся молчали – немного невежливо, на его взгляд.

– Шлюпка у пристани? – спросил Хорнблауэр.

– Да, сэр.

– Хорошо, я буду там через пять минут.

– Есть, сэр.

– Ой, Горри, – укоризненно сказала Мария. Нет, это было разочарование, не укоризна.

– Моя дорогая… – начал Хорнблауэр. Он подумал было процитировать «Ты не была б мне так мила…»[3] и тут же отказался от этой мысли – вряд ли его жене пришлась бы по душе эта строчка.

– Ты возвращаешься на корабль, – сказала Мария.

– Да.

Не может он оставаться на берегу, когда надо работать. Сегодня, подгоняя матросов, он загрузит не меньше половины припасов. Завтра они все закончат, а если артиллерийский склад поддастся на уговоры адмирала, то успеют загрузить и боеприпасы. Тогда он сможет послезавтра на рассвете выйти в море.

Хорнблауэр принужденно улыбнулся Марии, стараясь не думать, что его ждут приключения и возможность отличиться.

– Я вернусь вечером. Ничто не удержит меня вдали от тебя, дорогая, – сказал он, положил руки ей на плечи и звучно поцеловал.

Все захлопали – это был способ внести немного веселья в происходящее. Под общий хохот Хорнблауэр удалился. Пока он торопливо шагал к пристани, две мысли постоянно переплетались в его мозгу, словно змеи на медицинской эмблеме – как безудержно любит его Мария, и что послезавтра он будет в море командовать собственным кораблем.

Видимо, кто-то уже несколько минут стучал в дверь спальни – Хорнблауэр слышал стук, но со сна не обращал на него внимания. Тут щелкнула задвижка, открылась дверь. Мария, неожиданно пробудившись, в испуге ухватилась за него. Хорнблауэр окончательно проснулся. Сквозь тяжелый полог пробивался слабый свет. По дубовому полу спальни прошаркали шаги, и пронзительный женский голос сказал:

– Восемь склянок, сэр. Восемь склянок.

Полог приоткрылся, впуская свет (Мария вцепилась еще крепче), и тут же закрылся, как только Хорнблауэр обрел голос:

– Очень хорошо. Я проснулся.

– Я зажгу вам свечи, – произнес голос. Женщина прошаркала в другой конец спальни, свет за пологом стал ярче.

– Какой ветер? Каково направление ветра? – спросил Хорнблауэр. Он совсем проснулся и чувствовал, как забилось сердце и напряглись мускулы, стоило вспомнить, что означает для него это утро.