Лёня кивнул. Пазл в его голове сложился в общую картину происходящего. Теперь ему стало понятно к чему они записались добровольцами и почему Костя последнее время бегал с такой таинственной миной. Мальчик покачал головой, смотря на то как его друг медленно наслаждается кашей. Он закатил глаза, и ещё бы, кто на их веку поддерживает в себе привычку не прикасаться к ложке мизинцем?

На языке уже зрела парочка язвительных комментариев, относительно напускной аристократичности его друга, но в прихожей раздался звонкий стук. Во входную дверь нещадно молотили колотушкой, причём с таким энтузиазмом, что даже Костя поперхнулся. Лёня хихикнул и направился к двери.

Стук не прекращался даже спустя время, хватившее бы Монахову дойти до двери и семь раз её открыть, не забыв при этом расшаркаться в приветственном поклоне перед нежданным гостем. Но мальчик вернулся и скрестив руки на груди, остановился в арочном проёме, ведущем из коридорчика на кухню. Он медленно смерил Костю взглядом с головы до ног и обратно под аккомпанемент уже раздражающего стука. Прикрыв глаза и смущённо кашлянув в кулак, он учтиво поклонился. У Аргентина уже задёргался глаз. Ему что-то настойчиво захотелось кинуть в этого шута тарелкой.

Поправив очки, Лёня, в такт стуку доложил, по всем правилам камергера:

– Молодой господин. К вам гость. Прежде чем впустить, я пришёл доложить о его прибытии, дабы не возникло неловкостей. Изволила нас почтить своим присутствием личность спорная и…

– Кончай этот цирк, – буркнул Костя и громко поставил тарелку на стол. – Кто пришёл?

Монахов расплылся в улыбке Каширского кота.

– К нам нагрянуло «Великое бедствие».

Он недовольно крякнул и отложил листок в сторону. Бумажка, с намалëванными наспех корявыми строчками обнаружилась случайно, как это всегда бывает, в неряшливой кипе творческого беспорядка на столе. В общем-то, вся комната представляла из себя маседуан^>5 разбросанных записных книжечек, ручек с перьями и альбомных листков. Мгновение назад, прежде чем прочитать когда-то написанное, он споткнулся о брошенный на полу маркер. Желания разбирать кучу барахла не было. Оно мерно угасало, пропорционально тому, как парень находил под одной кинутой вещью ещё три других. Задумчиво оглядываясь в поисках свободного места, он критично оглядел кровать. Лакированный дуб хвастался столбиками балдахина и роскошными шторками карминного цвета. Из-за щели в ней проглядывалось скомканное одеяло и выглядывала рукоять невесть как там оказавшегося меча. Деревянного, для тренировок. Стальные мечи висели над камином на первом этаже.

В панорамное полукруглое окно стучали редкие капли дождя и дико выл ветер. Стояла кромешная тьма. Парень долго вглядывался во мрак, пытаясь разобрать в тёмных силуэтах крыш знакомые здания, но видно было ровно столько, сколько может понадобиться слепцу при ярком свете. Не было видно ни черта. Он грустно вздохнул и почесал макушку. Никто его занятия не прервет и усердием не поделится.

А следовало бы. Поиски начались с носка. Одного, хотя бы примерно похожего на тот, что уже на нём был. Холодная плитка кусала левую пятку, а парень в который раз мысленно проворчал о том, что в такие морозные времена отопление следовало бы включать раньше. Значительно раньше. Взглянув в последний раз под кровать с надеждой найти хоть что-то потребное там, он снова одарил этот серый мир грустным вздохом и вышел из комнаты. Следовало растопить камин.

С чердака, а именно на чердаке под самой крышей была его комната, вела винтовая лестница. Чёрная, с кованными перилами и незатейливым мотивом плюща, который оплетал тонкие столбики. Сталь не была крашенной и звонко, но холодно отвечала пением на постукивание пальцев. Левая пятка прилипала, но молодой человек стоически терпел и сдерживал рвущиеся наружу ругательства.