Итак, сложность исследования психики заключается именно в неуловимости самого этого феномена. Любое явление, наблюдаемое исследователем, не может быть обозначено как наблюдение явлений сознания. Сознание в принципе не имеет своей феноменологии, поскольку не имеет своего, не зависимого от органической системы, бытия. В отличие, скажем, от физики или биологии, где изучаются реальные, т. е. существующие вне субъекта наблюдения, объекты, – в отличие от подобных естественных наук, предмет психологии принципиально ненаблюдаем и любое его описание непременно является следствием априорно принимаемых теоретических постулатов, является каузально-динамическим. Иными словами, мы не можем произвести непосредственное описание предмета психологии, но можем этот предмет объяснить.

Для того, чтобы анализ психики был осуществлен, требуется выйти за пределы описания в терминах материального субстрата и оперировать исключительно категориями, обозначающими оторванные от материи свойства субстрата. Но этот закономерный и очевидный прием часто приводит к противопоставлению материального и идеального. Чтобы не впасть в ошибку такого противопоставления, необходимо в ходе психологического анализа систематически производить сопоставление двух относительно независимых видов бытия. Данное сопоставление – все равно, выражено ли оно эксплицитно или осуществляется только в сознании исследователя – препятствует абсолютизации психики как субстанции.

В то же время, выражая свое понимание проблемы сознания в ранних статьях, посвященных критике поведенческой психологии Выготский утверждает, что «сознания… как особого способа бытия не оказывается» (Выготский, 1982а, с. 98). Данное толкование направлено против субстанциализации сознания, осуществлявшейся как традиционной психологией, так и бихевиоризмом. Противопоставление материи и сознания, утверждает Выготский, есть результат смешения гносеологического и онтологического аспектов проблемы: «В гносеологии кажимость есть, и утверждать о ней, что она есть бытие, – ложь. В онтологии кажимости нет вовсе. Или психические феномены существуют, тогда они материальны и объективны, или их нет – тогда их нет и изучать их нельзя. Невозможна никакая наука только о субъективном, о кажимости, о призраках, о том, чего нет… Нельзя сказать: в мире существуют реальные и нереальные вещи – нереальное не существует» (там же, с. 415). Выготский предлагает однозначное решение этой дилеммы: «Субъективное есть кажущееся, а потому его нет» (там же),

Что же это такое: часть природы, которой нет и о которой невозможна никакая наука? Можно ли дать ответ на этот парадоксальный вопрос? Можно, если вспомнить одно слово, которое есть у Выготского, но которое выпало из нашего вопроса. Это – слово «только». «Только» о субъективном наука невозможна. Ведь «сознания… как особого способа бытия не оказывается» (там же, с. 98). «Особого»! А какой же способ бытия есть сознание? Где его искать, это самое «неособое» бытие?

Отвечая на этот вопрос, Выготский обращается к той «естественнонаучной парадигме», на фоне которой разворачивалась его научная деятельность, вычерпывает из нее концепции, релевантные его теории, и анализирует их, отбирая верные (по крайней мере, с точки зрения самого Выготского) и отбрасывая ложные. Бихевиористы исследовали поведение, но отрицали возможность изучения сознания. Это – тупик. Но есть работы А.Н.Северцова, который показал, что психический процесс вызывает изменение свойств и структуры поведения. Есть «Рефлексы головного мозга» и «Элементы мысли» И.М.Сеченова. «Естественнонаучная парадигма» настойчиво убеждала: психика есть приспособительная реакция, цлостно включенная в цепочку жизненных отправлений организма.