О, сколько мы грезили о покинутом мире! О садах, в которых я посещал своего друга, который позже назвался Иисусом. В том мире конец жизни не означал смерть. Существовало еще три возможности помимо нее, и человек сам был волен выбирать. Один из вероятных путей известен вам, людям. Это – реинкарнация. Другие два пути – зел и харум были утрачены навечно. Мы не смогли перенести их на Землю. Зел – это когда наступает зел, и ничто иное. Мы пытались адаптировать человеческий язык, чтобы объяснить этот процесс, но ничего не получилось. Нашей последней попыткой был Эсперанто.

Последствием неудачной адаптации харума стало самоубийство. В харуме человек не уничтожает свою жизнь, а забирает ее с собой, переносит в другое место и отделяет от всех. Но, увы, человеческий язык не смог передать разницу между этими двумя словами – забирать жизнь и уничтожать жизнь.

Под удар попали и наши личные органы восприятия. Только подумать, что зрение, которое для нас было второстепенным, стало основным источником восприятия и информации. Как же мы тосковали без нашего хоэла, который позволял нам ощущать пространство во всей его многомерности сразу и целиком!

Тогда мы и стали грезить прошлым миром, скитаясь по земле. Можно сказать, мы опустили руки и продолжили существовать, лишь наблюдая за деятельностью людей в ожидании, пока и ваша Земля не подвергнется разрушению. Это случилось даже раньше, чем мы думали.

– Вы…не пытались это остановить? – дрожащим голосом спросил Максим.

Его руки тряслись, как будто на мгновение они ощутили ткань иного, уже мертвого и оттого невероятно холодного мира.

– Нет, – покачал головой Марк.

– Почему? Ведь жизни людей…

– Для нас они уже мало значили. Мы просто хотели покоя. Кто-то остался там, наблюдать за гибелью вашего мира. Я решил перейти на следующий виток спирали.

– Мы не можем как-то расширить возможности этого мира? С помощью ваших знаний? Может, мы сможем получить доступ к коду этого места и изменить его?

Мужчина рассмеялся.

– Хочешь сделать то же, что пытались сделать мы на Земле? Вряд ли у тебя это получится. Да ты и сам уже стал «кодом». Капсула снаружи не спасла бы твое физическое тело, поверь мне. Я изучал состав газа, который использовался при атаке на город. Скорее всего, тело уже успело разложиться.

– Тогда как я…жив?

Человек исподлобья посмотрел на Максима.

– Считай, что и ты теперь чистый интеллект. Ты часть кода. Но живая, конечно же. И с воспоминаниями о Земле.

С ногами все же было что-то не так… Они вдруг стали резиновыми и согнулись, а рука вцепилась в комок тряпья…

– Соглашение, значит, они должны выполнять… Твари! Меня..меня нет..

На плечо Максима мягко опустилась ладонь собеседника.

– Э-эй!, – настойчиво позвал его человек. – Ты – настоящий! Как и все в мире. Все грезы, все сны, все фильмы и все миры, предшествовавшие и будущие, все это – правда. Неправду нельзя услышать, ее нельзя ощутить. Все, что можно потрогать и почувствовать, о чем помыслить – правда!

Максим прикусил губу и со злостью вытер тряпкой лицо. Оно чуть измазалось, но хотя бы стало не видно слез.

– Что дальше? Вы же не просто так здесь лежали? Вы чего-то ждали?

Марк кивнул с улыбкой.

– Рано или поздно рекурсия должна схлопнуться. На одном из витков возможность создания подмира исчезнет. Мы близки к этому моменту, ведь эта реальность – достаточно неумело слепленная игрушка. Она не жизнеспособна. Это либо пред-, либо последняя реальность, которую мы застанем.

– И что же..должно произойти потом?

– Конец мира. Всех миров. Противоположность Большого Взрыва – Финальный Хлопок, за которым последует темнота и пустота, и настоящее очищение.