Там было так много достопримечательностей, связанных с еврейской жизнью, историей, еврейскими культурными традициями! Но где же были сами евреи? Я каждый день ходила по району, полному осязаемых памятников культуры и музеев, посвященных еврейской общине, а сама община при этом оставалась незримой, как фантом.

Нигде не было видно ни хасидов в черных шляпах, ни даже просто мужчин в ермолках, ни ортодоксально одетых женщин в париках[5], которых так привычно было видеть в Нью-Йорке. Португальскую синагогу, казалось, в основном посещали лишь туристы, а в маленькой синагоге рядом с моим офисом, по-видимому, проводились также мусульманские и христианские службы. На весь район Йоденбреестраат, похоже, был один-единственный кошерный ресторан, и тот мне был не по карману, потому что считался, судя по всему, рестораном высокой кухни. На Ватерлооплейн, некогда центральной еврейской рыночной площади, мне не удалось найти ни приличного бейгля (рогалика), ни еврейского гастронома, ни даже простого квашеного огурца. А поскольку моей главной культурной связью с окружающим миром всегда являлась еда, то мой желудок в конечном счете привел меня в новый центр еврейской жизни Амстердама, Буйтенвельдерт, район в южной части города. Там я нашла две кошерные мясные лавки, специализированный еврейский магазин и супермаркет, в котором был еврейский отдел с товарами, привезенными из Израиля, в том числе фаршированная рыба и маца. Наконец-то у меня было все необходимое, чтобы отпраздновать Пейсах!

Постепенно изучая город и расширяя круг своих знакомств, я вдруг обнаружила, что в Нидерландах евреи неохотно признают принадлежность к своему народу. Мне стало любопытно. Однажды в своем офисе я увидела женщину, которая была внешне невероятно похожа на мою тетю. Я поинтересовалась, вполне корректно, не еврейка ли она, случайно. Женщина была оскорблена моим вопросом, она застыла и побледнела от возмущения. «С чего вы так решили? – спросила она. – Из-за формы моего носа?» И после этого поспешно ушла.

В другой раз я брала интервью у пары, которая организовала выставку, посвященную награбленным нацистами предметам искусства. У них я осторожно поинтересовалась об их принадлежности к тем, у кого эти предметы были изъяты (к тому времени я уже хорошо понимала, что не стоит задавать такие вопросы напрямую). После этого они отвели меня в угол и прошептали, что у них обоих родители евреи. «Но, пожалуйста, не упоминайте это в своей статье, – попросили они. – Мы бы не хотели, чтобы об этом узнали наши соседи».

С евреями в Нидерландах было что-то явно не так. Я высказала соображения по этому вопросу своей подруге Дженн, пожилой еврейке из Нью-Йорка, которая жила в Амстердаме уже несколько десятилетий. «А, так ты тоже это заметила! – воскликнула она. – Как любят говорить у нас, голландские евреи до сих пор продолжают прятаться».

Мое воображение по-прежнему будоражил тот факт, что в довоенное время еврейское население Амстердама составляло ни много ни мало от 10 до 12 процентов. Это, в общем-то, вполне сопоставимо с долей евреев в Нью-Йорке в наши дни, которая составляет от 16 до 18 процентов от общего числа жителей города{1}.

С учетом этого факта еврейская культура не могла не оказать огромного влияния на культурную жизнь Амстердама, как это происходит сейчас в Нью-Йорке. Уличный сленг Амстердама сохранил несколько слов из идиша, как и нью-йоркский городской сленг, в котором существуют словечки из современного еврейского языка (nosh – перекус, schlep – дармоед, schmuck – чмо). Их используют все жители Нью-Йорка, независимо от религии или цвета кожи.