Настя пожалела, что не осталась на территории школы, стоило ей только покинуть автобус. Выбора – ехать или нет – у нее, конечно же, не было, так что она жалела еще и об этом. Солнце и тепло остались в Дублине, здесь же все небо занимали тяжелые низкие облака, а около земли во всю игрался ветер, раздувая непослушные красные локоны Никольской. Она снова пожалела, что и на этот раз не взяла с собой резинку для волос. Может, у Иры будет запасная? Настя собиралась забрать фотоаппарат из рюкзака, но у автобуса их уже ожидала женщина-экскурсовод, и багажный отсек так и не открыли. Никольская не упустила возможности тут же пожаловаться Максиму.

– И зачем мы брали с собой вещи, если они все равно остались в автобусе?

– Не кисни, ты и на телефон получишься прекрасно. – Черный потрепал подругу по волосам.

– Не порть прическу, – увернулась Никольская и хотела было убежать вперед, но ее поймали за руку и притянули к себе.

– За меня уже это сделал ветер, – посмеялся Макс, прежде чем на них с Настей шикнула недовольная и раздраженная Марго, чтобы те слушали экскурсовода и не мешали остальным. – Что это с ней? – шепнул Черный на ухо своей подруге.

– Не знаю, а если фотик разбился? Дороги тут ровнее, чем у нас, но мало ли? Надо было его с собой в салон взять, – так же тихо ответила Настя, когда Марго отошла.

– Не писькуй, он же в футляре, ничего с ним не будет.

При входе на территорию монастыря ребят встретила скульптура плачущей женщины, которая прикрывала одной рукой лицо, а другой опиралась на трость. Экскурсовод пояснила, что это памятник пилигримам. Во времена, когда Клонмакнойс процветал, к его стенам ежегодно отправлялись тысячи паломников, но не всем им было суждено добраться до монастыря. Именно тех, кто не смог дойти и погиб в дороге, теперь оплакивает эта женщина.

Ребят повели в музей, в котором располагались диорамы, показывающие быт монастыря в десятом веке. Поначалу Настя пыталась слушать, но ее быстро утомили рассказы экскурсовода. Историю Никольская никогда не любила, хоть ее и приходилось усиленно учить в гуманитарном классе. Чтобы не заскучать окончательно, Настя принялась рассматривать других учащихся. Экскурсовода продолжали слушать лишь единицы, к числу которых относились Ира и Саша. Причем последний, судя по всему, вполголоса переводил Вишневской незнакомые для нее слова.

В последних комнатах музея стояли большие кельтские кресты из песчаника. Как объяснила экскурсовод, их создали еще в десятом веке. Раньше они стояли на улице, но совсем недавно их перенесли в помещение, чтобы защитить от погодных условий. На их месте теперь стояли точные современные копии.

Настя никогда не думала, что ее могут заинтересовать какие-то кладбищенские кресты, но не смогла оторвать взгляда от очередной махины. Четырехметровый Крест Священного Писания стоял посреди последней комнаты. Украшенный со всех сторон тонкой резьбой, он не мог не приковывать к себе взгляды посетителей. Библейские сюжеты, выбитые в камне, сменялись витиеватыми узорами. На удивление, вокруг креста не стояло никакого ограждения, протяни руку (или ногу) – и сможешь его потрогать или даже отковырнуть себе на память камешек, которому не одна сотня лет.

Пока все покидали здание музея, поднялась небольшая суета. Настя, воспользовавшись этим, воровато оглянулась по сторонам и протянула руку к кресту. Песчаник на ощупь оказался шершавым и прохладным. Никольская осторожно погладила подушечками пальцев выбитые узоры, поскребла камень ногтями. Сколько пилигримов преодолели трудный и долгий путь, чтобы прикоснуться к нему? А сколько так и не смогли дойти?