В кабинете, что так же было необычным, царил беспорядок. Стол, за которым лорд Клиггенс не спеша решал свои дела, был буквально завален грудой бумаг и пергаментов, которые, если судить по их виду, были старыми и редко покидали место своего постоянного хранения. Решив начать с них, леди Ерра взяла первый попавшийся свиток, развернув который, обнаружила часть генеалогического древа Клиггенсов. В других документах, сваленных в кучу на столе, так же обнаружились схожие сведения, касавшиеся как Клиггенсов, так и других домов королевства. Женщина пожала плечами, не понимая, чего это муженёк ударился в генеалогию, и оставила в покое документы, устремившись наконец к шкафу, в котором надеялась найти ответ на свой вопрос. Что же, перерыв шкатулку снизу доверху, она с восьмой попытки отыскала письмо, как будто случайно впопыхах неаккуратно всунутое среди прочих бумаг. Если бы леди Ерра просто перебрала бумаги, то вряд ли бы смогла его обнаружить, но поскольку женщина перебирала всё целенаправленно и аккуратно, то усилия увенчались успехом.

Письмо было от самого короля, Ерра Клиггенс сразу узнала вычурный почерк правителя, но вот обращение к мужу было не совсем официальным, так что тут дело скорее всего касалось чего-то личного. «Друг мой,» – начиналось письмо, – «возможно, что после всего ты возненавидишь меня и будешь в полном праве на самую лютую с твоей стороны по отношению ко мне ненависть, но пишу я это письмо к тебе не как твой король, а потому прошу для начала хотя бы выслушать меня. Да, знаю, что такого рода начало сразу заставит размышлять тебя о всяких мерзостях, на которые всегда были способны Коттендейлы, да и наш король-ёж частенько грешил подобным, однако, признаюсь сразу, что я попросту не смог найти другого выхода. Мой любезнейший дядюшка снова вознамерился поднять вопрос о…» Женщина сглотнула при упоминании лорда Файрлина, едва не плюнув при этом на пол, но после взяла себя в руки и вернулась к письму. Смысл написанного дошёл до неё далеко не сразу, леди Ерре понадобилось перечесть всё от начала до конца шесть-семь раз, прежде чем в душе волнами поднялся гнев. «Не понимаю,» – зло думала женщина, убирая на прежнее место письмо и шкатулку, – «не понимаю… Убей меня боги, не понимаю! Никогда Клиггенсы не стали бы терпеть подобного ни от кого, пришли король хоть сотню пустых пергаментов со своими подписями и печатями!» Возникло непреодолимое желание растормошить мертвецки пьяного мужа, сунув тому в лицо письмо, а после предать его огласке по всем Глухим Лесам. Что он скажет в своё оправдание? Как лорд Глухолесья мог так поступить, фактически предав родной край? Но тут Ерра внезапно задумалась о том, какими могут быть последствия в случае отказа или даже самого что ни наесть настоящего мятежа. Война дорого обошлась Глухолесью, очередного столкновения им не пережить, а даже если лесники каким-то чудом и отобьются, то будет лишь вопросом времени их окончательное уничтожение. Поняв, что муж угодил в ловушку, из которой в данный момент выбраться не представляется возможным, леди Ерра стала остывать, принявшись размышлять о том, что делать ей самой. И о том, какую пользу можно будет извлечь из сложившейся ситуации. Как ни крути, кое-что давало определённые надежды и перспективы, пусть и сомнительные. Женщина расплакалась, уткнувшись лбом в шкаф. Умом она понимала, что следует как можно скорее взять себя в руки, успокоиться и вернуть на место ключ, но остановиться никак не могла. Что-то легко коснулось головы престарелой леди, заставив вздрогнуть от неожиданности, что-то лёгкое и тёплое. Женщина подняла взгляд и замерла на месте, моргнула, видение тут же исчезло, а вот тепло прикосновения никуда не делось, задержавшись на полминуты перед тем, как уйти. Ерра решила, что сходит с ума, а после припомнила рассказанное мужем и задумалась, закрыла глаза, сжала кулаки, досчитала в уме до двадцати и обратно, выдохнула, открыла глаза и направилась в спальню.