Потом мы тетеревов подняли. Они заухали, захлопали крыльями и на деревьях расселись. Все в жёлтой листве попрятались, а один давай каркать, надрываться. Наши стоят, глаза на деревья пялят и не стреляют, птицу, будто и не видят. Ну, я поднял ружьё, да по этой каркунье и засадил с обоих стволов. Попал, только перья полетели в стороны. И вот тут Илья повёл себя странно. Он отшвырнул своё ружьё и с матюками бросился ко мне, схватил за грудки и начал мне что-то орать в самое лицо. Я ничего разобрать не мог, попытался его от себя оттолкнуть, но он, мудила, подсёк меня ногой и швырнул на землю. Я от испуга и неожиданности так растерялся, что просто молчал. Клим Борисович и Юрка, конечно, вмешались, оттащили Илью, стали нас успокаивать. А я ничего понять не мог. Мы ведь на охоте, что ж такого произошло?

Юрка Лопатин мне потом объяснил, что перед выходом Илья нам именно подобную ситуацию и разжёвывал. Когда в воздух поднимается выводок – тетёрка со взрослыми уже детёнышами-тетеревами, то они рассаживаются на деревьях и тетёрка начинает квохтать, мол, сидите не высовывайтесь. В тетёрку стрелять нельзя, хрен знает, почему, но нельзя. Бьют мальчиков-тетеревов, но их надо разыскать на дереве, незаметно подкрасться на выстрел и тогда уже стрелять. Это было как раз то, что я так старательно прослушал. Но к Илюше Горину я с тех пор воспылал самой лютой ненавистью. За его заносчивость, за моё унижение. Он подошёл ко мне на следующей встрече Альянса, попросил прощения, сказал, что перенервничал накануне из-за своих дел в бизнесе. Мы пожали руки и разошлись. Но я его не простил. Я решил, что за такие фокусы ему полагается заплатить. И однажды я нашёл случай с ним поквитаться. У меня так интересно устроен мозг, что как только ему ставится задача, через какое-то время он сам выдаёт решение. Не надо напрягаться, не надо чертить графиков или устраивать напряжение интеллекта. Поставил задачу и отвлёкся. Потом, через какое-то время, от пары минут до пары недель голова сама выдаёт решение. Не всегда обычное, я оговорюсь, но всегда верное. Если, конечно, не морщить нос и не пасовать перед мещанской «моралью».

Я решил убить Илью Горина. Заодно и себя испытать, посмотреть, смогу ли. Да-да, прям по Достоевскому – «тварь я дрожащая или право имею». Главное, что и понимание, как это сделать, пришло само собой. Всё было просто, до банального просто. Это в фильмах показывают хитроумные комбинации по устранению кого-то там. Я же далеко ходить не стал. Чтобы убить человека, который про твоё намерение понятия не имеет, никаких изысков не требуется. Чем проще, тем лучше.

И как только я решил это сделать, мне сразу стало легче. Раньше, думая об Илье, я как бы говорил себе в уме: «Это тот человек, который меня унизил». Теперь же, встречая его на общих собирушках или ещё по каким делам, я говорил себе: «Это тот человек, которого я убью». Мне от этого было гораздо веселее.

Для начала я выждал время. Пусть всё хорошенько забудется, лишние ассоциации в головах у людей мне не нужны. Потом устроил всё, как обычное нападение шпаны. Подкараулил ночью Илюшу в закутке возле его дома, дал ему хорошенько битой по затылку, когда он закрывал свою машину. И вот, увидев его, даже не охнувшего, валяющегося у моих ног, я припомнил ему всё. Отвёл душеньку. Потом, чтобы отвести подозрения, забрал его бумажник, телефон, барсетку и прочую мелочь. Хотел даже забрать ключи и угнать его тачку, но решил, что это будет уже перебор. Я вернулся к своей машине, которую оставил аж за два квартала от места событий. Кошелёк с барсеткой выкинул в мусорку по пути, биту скинул туда же. Сердце весело билось во мне. – Йес! Йес! – радостно повторял я. – И нисколечко не страшно! Получил, гад, от маменькиного сыночка? Отбивная по-охотничьи…