Ноги несли меня прочь. Мне даже показалось, что у меня выросли крылья, так я быстро бежал. Заворачивая за угол, я бросил мимолётный взгляд на место сражения и успел увидеть, как один стоит на полусогнутых и шатается, а третий парень поднимает того, кому досталось по яйцам. Вернее, я потом, уже дома «прокрутил плёночку» и вспомнил то, что за мгновение успел запечатлеть мой перепуганный мозг.

Дрожащими руками я открыл квартиру, потом хорошенько, на все замки, заперев за собою дверь, опустился на стул. Я перевёл дух. Только сейчас я почувствовал, как ноют все кишки, и болит голова. Меня начинало тошнить. На подкашивающихся ногах я дошёл до ванной комнаты, взглянул на свою разбитую окровавленную рожу в зеркало и вдруг громко разрыдался. От всей этой несправедливости, от жалости к себе. От всего…

Я не знаю, сколько я так плакал, прошло минут десять, наверное. Потом, немного успокоившись, я смыл кровь с лица и, зашипев от боли, прижёг разбитые места перекисью водорода. Больно…

Губы с левой стороны оказались сильно разбиты изнутри, рассечена бровь (тоже с левой стороны), было больно дышать. Но зубы были на месте и даже, кажется, не шатались. Рёбра – я медленно вдохнул и выдохнул – вроде тоже были целы. И то радует. С одной стороны я бы хотел убить этих уродов, с другой – понимал, что ещё дёшево отделался. Мог бы там насовсем остаться. Что за день сегодня такой? Что меня ещё ожидает? Пожар? Наводнение? Русские погромы в Москве? Я постепенно успокаивался, дыхание моё выровнялось. Блин, сколько лет-то уже не плакал… Я отложил в сторону бутылёк с перекисью водорода, ещё раз взглянул на своё опухающее лицо, вытер слёзы и вышел из ванной комнаты.

В прихожей сильно воняло пивом. Я, постанывая, склонился над пакетом. Итог: одна бутылка с пивом была разбита, другая была целёхонькая, ну и водка, что ж ей сделается, была в норме. Это значит, я тому козлу по морде с размаху разбитой бутылкой въехал. Не слабо. Я впервые за последние часы улыбнулся и тут же зашипел от боли в разбитых губах. Теперь дня три-четыре придётся помучаться во время чистки зубов. Я поднял пакет, прошёл на кухню, вытащил целые бутылки, обтёр от пива и стеклянного крошева. Их я поставил на стол, а пакет с осколками выкинул в ведро.

Есть уже не хотелось, зато выпить – да. Но я всё равно открыл холодильник и посмотрел, что там осталось из еды. Так, всё скоропортящееся я выкинул перед отъездом в Тайланд. Хм, отъехал, блин… В холодильнике лежал сыр (пойдёт), кетчуп (посмотрим), маленькая баночка маринованых огурцов, Ленка покупала, вроде (тоже пойдёт), литровая полная бутылка пепси (однако, запивон) и маленький огрызок сырокопчёной колбасы. Тут надо сказать, что колбасу я с недавних пор не ем принципиально. Михалыч нам на очередной собирушке Альянса рассказывал про то, как её делают, с тех пор и зарёкся. Но сейчас она тоже пойдёт, как нельзя кстати. Хлеба не было.

Я кое-как накромсал найденное и бухнул кучей в одну тарелку. Налил себе полстакана водки и жахнул, не задумываясь. Дешёвая водка огнём ободрала саднящие губы и наждачкой проползла в желудок. Я схватил кусок колбасы с сыром, занюхал, прожевал… потом поднял глаза на пустую кухню, тёмную пустую квартиру… и снова заплакал. Мне стало так одиноко, так тоскливо. Даже мысль о том, что Ленка летит где-то там (через пару-тройку часов уже приземлится, наверное) не доставляла мне столько страданий, как это ощущение покинутости и одиночества. И я плакал. А плевать, меня же никто не видит. Минут через пять я проплакался и почувствовал себя намного лучше, бодрее. Я допил водку, открыл пиво, отхлебнул и понял, что мне уже хватит. Я встал и, забыв выключить на кухне свет, прошёл в спальню, как в тумане опустился на кровать. Кто-то в моей голове повернул выключатель, и я провалился в сон.