Однажды вечером я не вытерпела:

– Почему никто не выступает? – спросила я у Лав, кивая на сцену. – Гитара же есть.

– Никто не умеет, – невозмутимо пожала она плечами, не отрываясь от коктейля, который смешивала. – А что, ты хочешь нам что-то спеть?

В интонациях Лав проскользнула насмешка, и я поморщилась. Общаться с ней было сложно – в один день Лав могла вести себя приветливо, а в другой превратиться в невыносимую стерву. Сегодня она была не в духе, и я пожалела, что начала этот разговор.

– Мне просто стало интересно, – отмахнулась я. – Гитара стоит, но никто не играет. Или… – меня осенила догадка, и я поспешила ее подтвердить, – это гитара Хантера? Он играет?

Не знаю почему, но мысль, что гитара может принадлежать ему, оказалась волнующей, но Лав быстро спустила меня с небес на землю.

– Нет. Хантер никогда не занимался этой ерундой. У него есть более важные дела, чем бренчать на струнах. Ты же видишь, сколько народу в баре каждый вечер.

Лав презрительно скривилась, а я едва не закатила глаза. В этом и заключалась проблема нетворческих людей – они думали, что мы занимаемся ерундой. Никто не задумывался над тем, что эта «ерунда» помогает скрашивать вечера в баре, а вдобавок приносит неплохие деньги. Ведь очередь у музыкального автомата говорила сама за себя. Стоило туристам выпить, как они тут же принимались остервенело заказывать песни, не забывая пополнять автомат мелочью.

– Я просто подумала…

– Что он из тех романтичных парней, которые садятся на высокие стулья в своих клетчатых рубашках и выводят слегка хриплым голосом песни о любви?

Лав была неисправима. Желание говорить с ней пропало окончательно, и я пожалела, что вообще затеяла этот разговор.

– Нет, – ощетинилась я. – Я увидела гитару и подумала, что у нее должен быть владелец. А Хантер тут вообще ни при чем.

Недоверчиво выгнув бровь, Лав посмотрела на меня взглядом, который почти кричал, что она мне не верит, но мне было плевать. Я и правда не думала о Хантере и уж тем более не думала о нем в романтическом смысле. Пусть он хорош собой и приятен в общении – отношения не вписывались в мой жизненный план.

– Знаешь, – усмехнулась Лав через минуту. – Хантер не из тех, кто строит отношения. Запомни это.

– Не понимаю, с чего ты решила, что он вообще мне интересен. Меня волнуют только деньги, и именно из-за них вот уже вторую лишнюю смену я вынуждена проводить с тобой.

Словно не услышав мои слова, Лав продолжала испепелять меня взглядом, а затем медленно произнесла:

– Не питай напрасных иллюзий, Кортни.

Проигнорировав ее выпад, я молча отошла от стойки, чтобы принять заказ у новых посетителей, и постаралась скрыть раздражение, которое вызвал во мне этот разговор. Может, Лав ревновала Хантера, а может, в ее неприязни крылась какая-то другая причина, но разбираться в этом у меня не было никакого желания. Меня не интересовал Хантер и его отношения с противоположным полом, а значит, и думать о разговоре с Лав не имело смыла. Я подошла к столику и принялась записывать заказ, когда мне словно обожгло спину. Нехотя обернувшись, я встретилась взглядом с Хантером, который стоял в дверях подсобки, и почувствовала неловкость. Складывалось ощущение, что он слышал наш разговор с Лав, а теперь с задумчивым видом рассматривал меня. Надеюсь, мои слова его не обидели, хотя, если верить Лав, он не строил отношений, так что, наоборот, должен был радоваться отсутствию интереса с моей стороны.

На следующее утро я пришла открывать бар, но обнаружила, что Хантер уже сделал это. Он, что-то тихо напевая, варил кофе и даже не обернулся, когда колокольчик на двери возвестил о моем приходе.