– Успокойтесь,– рассеянно повторил Хусаинов и поглядел на часы. Было уже двадцать минут одиннадцатого.

– Успокойтесь!– передразнила Ольга,– вам легко говорить! Вы– сам такой, вижу!

В комнате зазвонил телефон. Ольга поднялась, продолжая корчить презрительную гримасу, и с резким, злым вилянием ягодиц пошла принимать звонок. Хусаинов стряхивал пепел в мусорное ведро, прислушиваясь.

– Алло!– донеслось из комнаты,– вы ошиблись.

Стукнула трубка о телефон. Вслед за этим раздался тихий щелчок– не иначе, из телефонной розетки вынули вилку. Вернувшись, Ольга опять уселась, выплеснула остатки вина в бокалы и убрала бутылку под стол.

– Простите, вспылила.

– Вы, как я вижу, ни разу не были замужем?

– Не была. И не собираюсь. Дура я, что ли? Уж на что мой отец был ангел, хоть и с погонами, а мать всё-таки умерла совсем молодая. Я её почти и не помню.

Чокнулись, осушили бокалы.

– Но ведь случается, что и жёны переживают своих мужей,– заметил, давя зевок, Хусаинов. Ольга лишь усмехнулась и махнула рукой– дескать, полно чушь городить,  Алексей Григорьевич! Хусаинов опять взглянул на часы и встал.

– Ну что ж, мне пора. Приятных вам сновидений, Оленька.

Послюнявив пальцы, он погасил окурок, бросил его в ведро, и– куда быстрее, чем птица взмахивает крылом, повернулся к Ольге. В руке его был «Макаров», направленный ей в лицо, буквально перекосившееся от ужаса под слоями белой косметической маски. Разинув рот на неимоверную ширину, женщина отчаянно завизжала.

– На пол, сучара!– переорал её Алексей Григорьевич,– мордой в пол! Руки на затылок!

Сигареты кончились. Дождь слабел, усиливался, опять слабел. Исчерпав все темы и рассказав друг другу по анекдоту, Андрюшка и Кременцова затянули романс о душистых гроздьях белой акации. На втором куплете зазвонил радиотелефон.

– Уроды!– рыкнула Кременцова, больше всего на свете любившая петь дуэтом– не важно, с кем, хоть с коровой. Просунув левую руку с каменно-намозоленными гитарой пальцами между спинками передних сидений, схватила трубку.

– Лейтенант Кременцова на связи.

– Юленька,– запищала трубка голосом заместителя районного прокурора, Инны Сергеевны Карнауховой,–  Алексей Григорьевич не в машине, часом?

– Нет, не в машине, Инна Сергеевна. Он в квартире у этой, Ольги. Мы его ждем около подъезда.

– Да? Странно, странно. Я только что ей звонила– перетереть с ним один вопросик, но мне сказали, что я не туда попала, хотя я точно туда попала.

– Шок!– возмущённо взвизгнула Кременцова,– Инна Сергеевна, неужели он её там чехвостит?

Трубка хихикнула.

– Это бы меня удивило, хоть и несильно. Я ещё сорок минут назад, когда он стал мне рассказывать про икону и гребешок изогнутый, заподозрила, что сухое вино– не такая супер полезная штука для мозговых сосудов, как он считает. Ты поднимись туда, Юленька, посмотри, что там происходит, и если наш  Алексей Григорьевич в самом деле крышей потёк– отправь его на больничный. Не на заслуженный отдых по инвалидности – на больничный. Ты понимаешь разницу?

– Да, конечно,– сухо отрезала Кременцова и положила трубку. Её трясло.

– Что случилось?– спросил Андрей.

– Пока непонятно. Видимо, мне придётся туда подняться.

Но подниматься ей не хотелось, тем более– босиком, со свежими ранами на ноге.

– Татарская рожа!– пробормотала она, стиснув кулаки,– развратный козел!

– Кто, кто? Алексей Григорьевич?

Кременцова мрачно молчала. Её трясло не только от злости. От пяток к шее скользкими, ледяными волнами полз озноб.

– Засеки минуту, Андрюшка!

Положив пальцы правой руки на запястье левой, Кременцова стала считать биение жилки. Андрей смотрел на часы.