На столике стояла миска, укрытая вышитой тканью, а рядом кувшин с водой. Взяв из миски лепешку, я вышла из юрта, надеясь найти хоть кого-то из знакомых и узнать, как тут дела с местами уединения.

Здесь все переменилось. Со всех сторон доносились громкие голоса, музыка, что теперь не глушилась стенами юрта, и запах мяса. Горели фонари и факелы, а огромный костер в центре лизал бока не менее внушительной посудины, в которой что-то помешивали огромной же ложкой.

У костра сидели мужчины, в основном богато одетые и громко смеющиеся. Халаты, вышитые яркими нитками, шапки с меховой оторочкой, несмотря на лето, – все это выглядело как лучшие праздничные наряды на моей родине, но в этих местах, казалось, люди не делали разницы, между обычным днем и особенным. Как подтверждение этой мысли, из юрта, навстречу женщинам вышла Галуу, все в том же платье, что я видела сегодня.Только бус и браслетов на хозяйке стало больше. Даже со своего места я слышала, как позвякивает металл на запястьях у степных красавиц, стоило кому-то из них поднять руки в приветствии.

Ночь уже опустилась на степи, так что того жара, что палил днем, не было, а ветер, гуляющий между юрт, и вовсе казался прохладным. Дожевав свою лепешку, в которую, как оказалось, был завернут солоноватый творог, отряхнув руки от крошек, я обошла юрт, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Если не ошибаюсь, по дороге я видела небольшие деревянные домики, очень характерного вида.

Меня поразило, что с наступлением темноты жизнь в лагере, или улусе, не стихала, а наоборот, казалось, только становилась более оживленной. Впрочем, если вспомнить, с какой силой палит солнце в степях днем, это переставало удивлять.

Мимо пронеслось несколько небольших лошадок, едва не снеся меня с ног. С удивлением проследив за всадниками, поняла, что на спинах животных сидят совсем еще малыши, старшему из которых было не больше пяти. В этом мире все было иначе, и мне стоило привыкать, если я хотела иметь возможность жить в относительном комфорте и благополучии.

– Чихэнийбооюмбэ?– Молодой степняк, высокий и широкоплечий, с темными глазами, заступил мне дорогу. Из произнесенного набора звуков я не смогла угадать ни единого сочетания, что мне удалось запомнить с помощью ДуЧимэ. Черная бровь взметнулась вверх, пока мужчина рассматривал меня сверху донизу. Стало немного не по себе, и куда ярче вспыхнуло понимание, что одежда на мне с чужого плеча. Улус в одно мгновение перестал казаться таким уж безопасным местом, стоило разглядеть в полумраке, как неприятно и угрожающе блестят глаза степняка. – Чихэнийбооюмбэ? Дүлий?

– Я не понимаю,– чувствуя, как подрагивают руки, тихо ответила, надеясь, что мужчина все же знает мой язык. Только он либо не знал, либо совсем не собирался облегчать мне задачу. Отчего-то казалось, что просто так уйти мне не разрешат.

Словно в подтверждение, степняк широко оскалился, делая шаг ближе и хватая за локоть. Движения оказались такими быстрыми, стремительными, что я не успела отскочить.

– Пустите! – слова выходили сиплыми, тихими, словно меня держали не за руку, а за горло. Внутри все похолодело, а  перед глазами появилось потное, круглое лицо хозяина каравана. Мне совсем не хотелось бы пережить подобный опыт еще раз.

Несколько раз дернувшись, добилась только того, что степняк затащил меня в еще более густую темноту за ближайшим юртом. Впадая в панику, я начала биться в крепких руках, желая выбраться на свет из тени, но сил явно не хватало.

–Багшаа?– степняк нахмурился, перестав смеяться. Теперь меня держали обеими руками, в какой-то момент даже приподняв над землей, от чего я вовсе потеряла связь с реальностью, впадая в историку. Он говорил что-то еще, теперь тише и медленнее, но слова все равно оставались бессмысленными звуками, ничуть не облегчая ситуацию.