Вскоре в каморку заглянула вчерашняя дама. Горничная вскочила, уступив ей стул:

– Присаживайтесь, Любовь Васильевна!

– Ну, что? Как себя чувствует наша гостья? Вижу, что тебе уже получше, – начала разговор хозяйка.

Люба слабо улыбнулась и тихо проговорила:

– Спасибо Вам, Вы вчера мне жизнь спасли. Я уже и не надеялась, что жива останусь.

– А звать-то тебя как, девица? – спросила дама.

– Люба я, – ответила Любаша коротко.

– Так значит, тёзки мы! Ну, выкладывай, тёзка, что же такое с тобой приключилось?

И Любаша кратко рассказала свою ужасную историю. Умолчала только, что у коконьки она жила в ссылке, что есть у неё большая семья.

– Наверное, надо бы сообщить твоей тётушке, что ты жива, да в полицию заявить, – сказала Любовь Васильевна, – только я не разглядела, кто там был в телеге, уже смеркалось.

– Я тоже лиц их не видела, – ответила Любаша, – только голоса помню.

– Сейчас тебе поправиться надо, а там уже и решать будем, что дальше делать, – сказала она, уходя.

Потом больную осмотрел доктор. Это был худощавый мужчина с седой бородкой клинышком и весёлыми глазами, скрытыми за стеклами пенсне, сидящего на его слегка заострённом носу. Он представился Петром Яковлевичем и во время осмотра постоянно шутил и улыбался.

– Как тебя разукрасили-то, красавица! – присвистнул он, разглядывая Любушкино лицо. – Ну, ничего, синяки сойдут, главное, что нет ран, а, значит, и никаких шрамов не останется.

Доктор долго наклонял голову Любаше то вправо, то влево, то вперёд, то назад, и всё время спрашивал, где ещё болит. Прощупав плечо и руку, сказал, что кости целы, просто сильные ушибы. Он дал Серафиме склянку с мазью, которой велел смазать все ссадины и синяки, и заключил осмотр словами, что, в общем-то, ничего страшного нет, надо только отлежаться несколько дней. Уходя, он весело глянул на больную поверх своих очков и заверил, что до свадьбы всё непременно заживёт.

Только Любушке было не до веселья и уж вовсе не до свадеб. Голова кружилась всякий раз, как только девица пыталась слегка приподняться. Облегчённо вздохнув, когда доктор оставил её в покое, она опять провалилась то ли в сон, то ли в забытьё. Так прошло несколько дней. Серафима ухаживала за Любой, как за малым дитём, кормила её с ложки, поила, слегка придерживая больную голову. Когда Любаше стало получше, она наконец смогла разглядеть свою сиделку. Это была высокая крепкая девка, про каких обычно говорят «кровь с молоком». Лицо её, изъеденное оспой, вид имело неприглядный, к тому же, левый глаз слегка косил. Но душа её, несомненно, была доброй, ведь столько сил Серафима потратила, выхаживая Любушку. Та же чувствовала себя неловко перед этими людьми, проявившими о ней такую заботу, добровольно принявшими участие в её судьбе. Она знала, что докторам полагается платить за работу, и с ужасом ждала того часа, когда с неё потребуют плату за лечение и кров. Денег-то у неё совсем не было. Она сильно скучала по своему дому, по сестре и братьям, по матери с отцом, по деду с бабкой и по коконьке, которая, наверное, теряется теперь в догадках, что же приключилось с Любашей. А может, она решила, что Любушка сбежала от неё? Ей совсем не хотелось выглядеть такой неблагодарной. Вспомнилось, как дружно они жили вдвоём, как много рассказывала ей о своей жизни тётушка Пелагея долгими вечерами. А всё этот рыжий кержак, будь он неладен! Всю жизнь Любушке порушил он со своим сумасшедшим дедом. Но думать о плохом ей не хотелось. Не хотелось и вспоминать, что она пережила, лёжа в чужой телеге с грязным мешком на лице.

Словоохотливая Серафима с удовольствием отвечала на все вопросы Любушки, ведь та поначалу даже не знала, где она находится. Оказалось, что в Тагильском заводе. Любовь Васильевна подобрала её, когда возвращалась от какой-то своей дальней родни, которую ездила навестить. В общем, хозяева – люди сердечные, в беде всегда помогут. И к слугам они не слишком строги. Работать у Иноземцевых – великое счастье, не в каждом доме так вольготно живётся. Жалованье платят исправно, слуг кормят лучше, чем в иных-то домах. Нельзя сказать, что они сильно богаты, но люди зажиточные и не скупые. В семье трое деток: два мальчика-гимназиста и маленькая дочка, три годика недавно ей минуло. У доктора большая практика, и потому он редко бывает дома. Правда, ходят слухи, что не только поэтому. Живут они недалеко от базарной площади, вот Люба выздоровеет, и Серафима непременно сводит её туда. Любаша улыбнулась – что ей делать на базаре, если у неё ни гроша за душой? И что, вообще, ей дальше делать? Это был главный вопрос, на который она пыталась найти ответ. Домой возвращаться нельзя, её ведь отправили из дому, значит, туда она ехать не может, да и к коконьке ей дорога заказана – не хотела бы она снова встретиться с теми злодеями. Остаётся одно – положиться на судьбу и ждать.