Интересно, откуда это во мне? Впрочем, мне гораздо интересней, откуда это в ней. И нужно ли ей всё это. И вообще, кому-нибудь – нужно? Саша-Саша, что ж ты там опять такое бормочешь…

Можно было легко устроить ей опоздание – скажем, закрыть её утром в ванной. Мало ли, может, просто заклинило замок, ведь так бывает.

Кофейная чашка могла расколоться прямо у неё в руках – эффектно! Мне самому этот приём очень нравится, в нём всё на грани – случайность и преднамеренность.

Листы с её правками я мог каждый вечер перепутывать самым изощрённым образом, а когда она обсуждала с автором текст по интернету – я мог осторожно вынимать из разъёма сетевой кабель и вставлять обратно. Сеть есть – сети нет. Нервно! С геймером это работало безотказно, просто опасный цирковой номер, да и только.

А ещё… Ещё можно было ночью слегка придушить её проводками от наушников. Не сильно, ровно настолько, чтобы вызвать дурной сон и чтобы она проснулась от ужаса, а потом при свете ночной лампы, не смыкая глаз, прислушивалась к каждому шороху и считала минуты до рассвета.

Я всё откладывал, ждал особого случая, хотел какой-то подсказки. Впрочем, откровенно говоря, я сам не знаю, чего я хотел.

Когда выпал снег, она явилась так поздно, что я уже решил – не придёт, проведу ночь у окна, буду ловить луну между облаками, вдруг развиднеется, очистится небо, появится звёздная мелочь на чёрном своде. Но снег всё падал, я поглядывал вниз, на побелевшие кусты у подъезда, то ли беспокоился за Сашу, то ли надеялся, что она не придёт. Попробовал миндаль из её пакета – ничего, вкусно.

Я её проглядел – может, уснул? Не понимаю, как это вышло. Но когда хлопнула входная дверь, я засуетился, задел пакет и едва не просыпал орехи. Она разувалась в прихожей, оставляя на полу талые лужицы и комки снега. Один я взял – быстро вытянул руку из-за угла и схватил щепотью. Понюхал – бензин, шины, асфальт. Ещё что-то еле-уловимое, может, сырая кора? Так пахнет ветер над зимним лесом. Не спрашивайте, откуда я это знаю. У меня нет долгой памяти, одни обрывки, да и те возникают с бессвязностью бреда.

Потом Саша звонила кому-то, рассказывала, что шла пешком от метро – снег, транспорт стоит, пробки… А ботинки поставить к батарее забыла. Уснула, не раздеваясь, натянув на себя угол пледа.

Я посидел рядом, послушал, как она дышит; потрогал её волосы – гладкие, у шеи цвета серого речного песка, от пробора – как выцветшая осенняя трава.

Саша тихо сопела, уткнувшись в спинку дивана.

Я осторожно заплёл одну прядь на её макушке, получилась короткая косичка двух оттенков. Завязал красной ниткой, вытянутой из подшивки штор. Потом развязал и расплёл – ладно, пусть спит.

Мне почему-то очень не нравился её браслет с монеткой. Похоже, он был чьим-то подарком. Саша иногда перебирала его в руках или зажимала в кулаке и сидела, задумавшись. А надевала она его, продев нитку в соединяющую цепочку. Накидывала браслет на запястье, нитку держала в зубах и целилась разъёмом замка в маленькое кольцо. Не попадала, маялась, в очках ничего не видела и без очков не видела тоже.

Интересно, кто этот остроумный даритель? Выбирая такие украшения женщине, надо бы предполагать, что утром она скажет: «Помоги, пожалуйста», – и протянет к тебе руку, придерживая браслет у основания ладони.

Я бы ей помог – у меня чуткие, длинные пальцы. У меня узкая тёмная кисть, похожая на руку шимпанзе, но – мягче, намного мягче. И касания осторожней, их обычно не чувствуют. Думаю, с такими пальцами я мог бы быть неплохим пианистом. Полторы октавы! У кого ещё такая растяжка?