– Живописно, – пробурчал за моей спиной Болельщиков, с трудом протискиваясь между милицейскими начальниками, которые толпились в парадной. – Мне тут уже делать нечего, полковники все следы затоптали.

– Снимай обувь с полковников, – посоветовала я, испытывая те же чувства, что и криминалист: следователи, натерпевшиеся от бесцеремонности эмвэдэшных чинов, хронически нарушающих следовую обстановку – то звонить начнут в РУВД по телефону, еще не обработанному криминалистом на отпечатки пальцев, то грязными ботинками пройдутся по девственному линолеуму, на котором до их прибытия виднелся след ноги преступника, – так вот, натерпевшиеся следователи давно уже, сдавая дежурство, кричали, что будут брать у всех милицейских чинов отпечатки пальцев для сравнения с обнаруженными на месте происшествия и снимать с них ботинки на идентификацию со следами ног преступников.

– А вот и сниму, – угрожающе, но очень тихо, чтобы, не дай Бог, не услышал кто-то из полковников, пообещал Женя.

В кильватер нам пристроился Задов, который застрял, договариваясь с водителем главковского транспорта, чтобы тот подождал хотя бы пять минут, пока мы определимся – наш или не наш случай, а то потом не уедешь. Когда же мы добрались наконец до трупа, секунды хватило определить: наш случай. Врачи «скорой» перевернули тело – к нашему приезду оно лежало на спине. Детское лицо, волосы забраны в два хвостика, под расстегнутым пальто – домашнее платьице. Пока я здоровалась с местными операми и уточняла обстоятельства, Левка Задов быстро натянул резиновые перчатки и присел возле трупа, распахнув на нем пальто и показав мне залитое кровью платье на груди. Я взяла из рук участкового инспектора справку, оставленную «скорой помощью»: ну конечно, «смерть до прибытия, множественные колото-резаные ранения передней половины грудной клетки»; доктора со «скорой» не утруждаются считать раны.

– Они насчитали десять, сбились и больше не стали смотреть, – пояснил участковый. Он протянул мне еще несколько бумаг. Объяснение матери убитой девочки – я быстро просмотрела по диагонали неровные строчки. Понятно, девочка спокойная, домашняя, училась хорошо, врагов не имела. Мать тоже. С отцом в разводе уже десять лет. Коммуналка. Все соседи – милые люди. Объяснение жительницы квартиры на первом этаже, которая услышала крики в парадной, выглянула, увидела лежащую окровавленную девочку и тут же позвонила в «скорую» и милицию – спасибо ей. Судя по ее наблюдениям, все произошло в считанные секунды – гулкий хлопок двери парадной, шаги, крики, топот ног убегавших.

– Что-нибудь добавите? – спросила я участкового, показав на листочки объяснений.

– Пока нет, – пожал он плечами. – А девочка действительно хорошая, я ее фамилии до этого не слышал. Ни с наркоманами, ни с проститутками малолетними не тусовалась. А то бы я ее знал.

Положив объяснение в папку, я присела около Левы.

– Сколько, Лева? – спросила я, имея в виду количество ножевых ран.

– Пока двенадцать проникающих, – сосредоточенно ответил он, не отрываясь от леденящих душу манипуляций, с помощью которых мы получаем представление о том, когда наступила смерть. Введя в глаза трупа пилокарпин, он продолжил: – И еще поверхностных штук восемь. Орудие колюще-режущее, довольно тонкое.

– Я надеюсь, местные патрулируют по территории, – поделилась я с Задовым. – Судя по ранам, кровь должна была фонтанировать, он небось с головы до ног запачкан?

– Нет, Маша, – серьезно сказал Задов. – Смотри.

Он приподнял голову убитой и отвернул ее губы, показав мне слизистую оболочку.

– Видишь? – Он посветил фонариком. – Мелкоточечные кровоизлияния. Он напал на нее сзади – одной рукой, сгибом локтя, обхватил ее, одновременно зажав ей рот, и держал, а другой рукой наносил удары. Поэтому крови на нем нет.