Рубен посмотрел на Аманду – психолога, которого посещал каждый четверг вот уже больше года. Что он чувствовал? Что за вопрос! Правда, сейчас это раздражало его не так сильно, как вначале.
– То, что я чувствую, мы можем оставить Фрейду. Если я чему-то здесь и научился, так это тому, что мои чувства совсем необязательно таковы, какими я их вижу. Поэтому я предпочитаю не анализировать, а действовать, исходя из рациональных соображений. Вот уже полгода как я воздерживаюсь от секса, это мой сознательный выбор. И неважно, что эмоциональная часть моего эго вопиет о желании трахаться.
Аманда вопросительно изогнула бровь.
– Я действительно прекратил бегать за женщинами, – пояснил Рубен. – Всё как мы договаривались. Не думаю, что это навсегда – ведь я мужчина в расцвете сил. Но секс больше не кажется мне таким уж важным. После того как я осознал, какую более глубокую потребность он замещает…
– И какую же?
Рубен вздохнул. Как ни крути, они опять заговорили об этом. О чувствах.
– Осознание того, что для меня не проблема заполучить в постель женщину, придает силы. Оно же создает иллюзию удовлетворения другой, более глубокой и важной, в моем понимании, потребности… – Рубен снова вздохнул. – Потребности в близости. Вы довольны?
Потребность в близости. Рубен никогда не думал, что сможет произнести это вслух. Звучит забавно. Но дело в том, что и сама эта мысль была не более чем защитной реакцией. Проклятье! Гуннар и другие коллеги-полицейские подняли бы Рубена на смех, если б узнали, что он посещает психолога. Гуннар сработан из норрландской древесины, как он сам выражается. Он решает все проблемы в лесу, с бутылкой водки. Черт, слышал бы Гуннар, что несет Рубен в кабинете Аманды! Он снова посмотрел на стенные часы. Чуть больше половины девятого. Он должен сидеть в своем кабинете, в отделении полиции. Прежде чем кто-нибудь из коллег задастся вопросом, чем это Рубен Хёк занимается по утрам… Обычное объяснение было – провожает домой случайную девушку из ночного бара. Но и его можно было использовать лишь ограниченное число раз.
Девушку, да. Рубен почти не помнил, как это делается. Если он и пытался соблазнить Аманду во время их первых встреч, то, скорее, следуя неосознаваемой привычке.
– Осталось еще одно, что я хотел бы сделать, – сказал он. – Встретиться с Эллинор.
– Рубен. – Аманда предостерегающе вскинула голову. – Помните, что мы говорили о том, что нужно двигаться дальше. Эллинор следовала за вами все эти годы как призрак прошлого. Вы должны ее отпустить. Вы не закончите терапию, пока не сделаете этого.
– Знаю. Именно поэтому и хочу с ней встретиться. Чтобы покончить с этим. Я просто войду и поздороваюсь, клянусь! Мне нужно снять Эллинор с пьедестала, на который я ее поставил.
– Звучит разумно, – одобрила Аманда и прищурилась. – Вы уверены?
– Самое худшее, что может случиться, – я оплачу вам еще несколько сеансов, – рассмеялся Рубен.
Но он и в самом деле был уверен. Рубен нынче не тот, что год назад. Гуннару лучше держать язык за зубами.
Они встали. Рубен пожал руку Аманде, в пятидесятый, наверное, раз устояв перед искушением пригласить ее чего-нибудь выпить. В самой этой мысли не было ничего плохого, пока она оставалась не более чем мыслью. В конце концов, он все еще был Рубеном Хёком. Кроме того, у него были дела поважнее. Поприветствовать Эллинор, например. Он уже знал, где она живет. Последнее «прости» – и можно считать себя свободным.
Винсент глубоко вздохнул, прежде чем переступить порог кухни. Его жена Мария возилась там вот уже около часа. Он знал этот навязчивый запах – ароматические свечи, травяные смеси в тканевых мешочках, мыло и освежители воздуха. Запахи стояли стеной, обволакивали, как непроницаемое мокрое одеяло.